И теперь Красев шёл от мира к миру, от одной реальности к другой, в океане, где царем-повелителем был не простодушный Нептун, а Хронос, один из самых вероломных и жестоких богов древнего Олимпа, отец громовержца Зевса, пожиратель собственных детей. Здесь, на Светлой Стороне Времени, обыкновенный человек не просуществовал бы и мгновения, не уноси он с собой тонны и тонны громоздкого оборудования, поддерживающего искусственную среду обитания. Кроме того, этот неосторожный путешественник немедленно столкнулся бы с проблемой ориентации в иррациональном, постоянно меняющемся мире. Учёным отдельных эпох удавалось решить эту проблему опять же с использованием хитроумного многотонного оборудования, но при реализации этих решений всегда и безусловно имелось в виду, что за точку отсчёта, нуль координат, в которых предстояло ориентироваться хронавту, принималось время отправления. Вячеслав же не нуждался в подобной точке отсчёта. Его Нормаль воспринимала океан Хроноса как единое целое и легко находила искомое Вячеславом место в пространстве-времени, отдавая затем команды новым органам в его усовершенствованном теле. Красеву оставалось только идти вперёд и, как результат, он всегда попадал в нужную ему точку континуума.
Он и шёл. Он шёл от мира к миру, от реальности к реальности, нигде не задерживаясь надолго. Одни миры были ему хорошо знакомы, другие — в меньшей степени, кое-какие (возможно, «новообразовавшиеся») — незнакомы совсем.
Он миновал альветвь, описанную им однажды в романе «Распятие», вызвавшем истеричные вопли в стане наиболее одиозных критиков на страницах почти всех известных Красеву «толстых» литературно-художественных журналов. Здесь русские жили на правах изгоев, утративших родину, подобно цыганам или евреям в родном мире Вячеслава. Читая впоследствии оскорбительные выпады в свой адрес, Красев горько усмехался и жалел даже, что он один имеет возможность видеть и осязать иные вероятности существования человечества.
«Насколько это всё упростило бы, — думал он порой, — насколько шире стал бы взгляд каждого человека, насколько глубже понимание. Что бы вы сказали, дорогие мои, если бы в любой момент могли выбрать мир, в котором вам хотелось бы жить? И хоть один из вас выбрал бы этот?..»
Вячеслав продолжал идти. Он шёл уже мимо реальностей, чьи истоки лежали так глубоко под пластами времён, что относительно его родины эти альтернативные ветви можно было назвать параллельными. Здесь встречались цивилизации, никогда не знавшие колеса и электричества, но тем не менее сумевшие достигнуть высокого уровня развития и освоившие Солнечную систему за счёт совершенно фантастических технологий. Здесь встречались цивилизации, избравшие путь биотического развития — преимущественно они обитали в мирах с несколькими разумными видами на одной планете, нашедшими способ договориться после тысячелетних войн. Здесь встречались миры, на влажные или сухие почвы которых никогда за историю вселенной не ступала нога человекоподобного существа: где-то царили ящеры, где-то — насекомые, где-то — успешно освоившие сушу моллюски.
Физические законы изменялись по мере продвижения Вячеслава Красева вперед. Камень отклонялся от вертикали при падении на землю, «анергия» превращалась в «эксергию», вода становилась взрывоопасным веществом, готовым сдетонировать от малейшего удара, подобно нитроглицерину. Звезды зажигались и гасли, менялся рисунок созвездий и пылали Сверхновые, кометы расчерчивали небо лохматыми всех цветов радуги хвостами, вспыхивали отсветы на гранях огромных кристаллов.
Безвоздушный с изрезанной глубокими расщелинами и кратерами землей мир сменялся миром с атмосферой из тяжелого инертного газа. Количество лун варьировалось в самых широких пределах: от нуля до бесконечности. То же самое с кольцами: то — захватывающее дух зрелище серебряных струн, рассекающих небосвод, то — прозрачная пустота над окаменевшим унылым миром.
Наконец Вячеслав миновал полосу абсолютного нуля, где не было ни Земли, ни Солнечной системы, и ступил на золотой песок очередной безжизненной планеты, днем плавящейся от солнечного жара, по ночам — вымерзающей до температур космического вакуума. Эта реальность фактически и являлась целью его перехода. Здесь, на покрытой червонным золотом планете, которую с очень большой натяжкой можно было назвать Землей, стоял дворец — одинокий над сияющими равнинами. В этом дворце жил искомый Вячеславом человек. Знакомство Красева с ним насчитывало двадцать семь лет — достаточно продолжительный срок. Однако Вячеслав не думал, что тот, второй, будет рад их новой встрече. В этом он был уверен на все сто процентов, потому как упомянутым старым знакомцем был он сам.
11 мая 1998 года (год Тигра)
Основной вектор реальности ISTI-58.96.А
Только в день своего двадцатипятилетия Максим решился наконец просуммировать все смутные подозрения и пришел к неутешительному выводу, что на него ведется самая настоящая охота.
Цепь странных происшествий, каждое из которых легко могло привести его к гибели, вдруг предстала перед ним в новом свете. Первое происшествие — несущийся через Дворцовую грузовик, незнакомец с пистолетом — шесть лет назад. Второе — стрельба на ночной улице под притушенными фонарями, когда возвращался от приятелей в общагу — четыре года назад. Третье — сильные руки, ухватившие Максима под водой за ноги во время купания жарким летом в Озерках — год назад. И вот теперь это четвертое происшествие — жуткая через весь Ленинград погоня; преследователи, не отстающие ни на шаг, нагоняющие, нагоняющие, нагоняющие… Максиму долго будет сниться эта погоня; он будет просыпаться от собственного крика, замирая и чувствуя, как медленно высыхает на теле липкий холодный пот.
Итак, «случайные» происшествия выстроились в зловещую закономерность, однако главной трудностью в этом деле для Максима было то, что расскажи он кому-нибудь о своих соображениях относительно природы сил, направляющих охоту, его немедленно поднимут на смех, или — еще хуже — сочтут за сумасшедшего.
«И правильно, — думал Максим с горечью. — А сам бы ты что решил?..»
Он слонялся по комнате общежития для молодых специалистов НПО «Квазар», и ему казалось, что еще немного, и голова его расколется от переполнявшего ее хаоса вопросов, идей, надежд и обреченно-панических мыслишек типа: «Ну все — доигрался!». Он изгрыз ногти, прокусил губу, ставил на плитку чайник, чтобы тут же снять его обратно. Предпринял попытку успокоить нервное возбуждение, посидев за клавиатурой персонального компьютера, но очень скоро обнаружил, что работает в редакторе «ЛЕКСИКОН», точнее же — не работает, а автоматически набирает одну и ту же фразу заглавными буквами на ярко-синем фоне окна номер один: «ЧТО ДЕЛАТЬ? ЧТО ДЕЛАТЬ? ЧТО ДЕЛАТЬ?». Он поспешно выключил компьютер и снова пустился в поход по комнате.
Да, одно Максим понимал с совершенной уверенностью: четвертая попытка не означает последняя. И если сравнивать все предыдущие по степени вероятности печального исхода, то становилось очевидным, что степень эта растет. Грузовик мог проскочить мимо или сбить другого демонстранта. Стрельба велась с гораздо большей прицельностью, хотя в тот момент Максим и представить себе не мог, что стреляют в него; решил просто, что чуть не стал случайной жертвой разборок мафиозных кланов, коих при демократах развелось, хоть пруд пруди — «то ли еще будет в возлюбленном Санкт-Петербурге, пока не придет к власти порядочный человек!». И стреляли, и не попали. Должно быть, опять что-то помешало. Или кто-то помешал.
