Громову было тоже очень жаль пса, но рассудительности он не утратил. Быстро натянув ещё влажное бельё, Константин дёрнул Гену за рукав и потребовал верёвку – самую крепкую, которую тот найдёт. Гена, озабоченный тем, как бы у его молодой жены не началась истерика, не сразу понял, чего от него хотят. Но после того, как настойчивый Громов во второй раз изложил смысл просьбы, закивал, полез под стол, на котором громоздился остов поломанной радиостанции, и извлёк на свет моток верёвки. Громов принял моток, попробовал верёвку на разрыв и, удовлетворённый, занялся Рашидовым.
Через несколько минут всё было готово. Громов связал Руслану руки и ноги, посадил так, чтобы тот упирался спиной в стену и не загораживал проход. Потом критически осмотрел свою работу, подтянул узлы – вроде бы всё нормально.
Лариса продолжала причитать над несчастным псом, а Гена стоял, опустив руки. Константин решил им помочь – возвысив голос до командного, он распорядился, чтобы принесли бинт, спирт и скальпель.
После чего, отогнав Ларису, осмотрел пса. Рана была скверная, пуля засела глубоко, и Константин отказался от идеи извлечь её на месте, без помощи ветеринара. Но, по крайней мере, он мог остановить кровь. Единственное, чего стоило опасаться, – это если Щекн, очумев от боли, хватит своего «лекаря» за руку. Впрочем, опасения Громова были напрасны: пёс терпеливо перенёс перевязку – лишь дрожал и поскуливал.
Лариса тут же потребовала переложить Щекна на единственную в комнате постель. Что и было сделано.
Пока супруги занимались обустройством раненого пса, Громов сел на грубо сколоченный табурет и осмотрел трофейный пистолет. Действительно, «вальтер», модель современная и довольно распространённая – Р5. Повинуясь внезапному и совершенно безотчётному порыву, Громов разрядил пистолет и переложил патроны в карман своей куртки. Потом стал ждать.
Через некоторое время очнулся Рашидов. Он недоумённо обвёл глазами тесное помещение метеостанции, зафиксировал взгляд на Громове, затем – на своих связанных руках.
– Что ж ты, Руслан, – обратился к нему Константин, – разве так приходят в гости?
Рашидов не ответил. Он отвернулся и стал смотреть в стену.
– Значит, ты и есть вражеский пилот, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Громов. – Ты летал на «двадцать седьмом».
Гена и Лариса притихли. На их глазах разворачивалась новая драма – драма психологического противостояния.
– Значит, ребята тебя всё-таки сбили, – продолжал Громов, перекладывая разряженный «вальтер» из руки в руку. – И какое уникальное стечение обстоятельств! Согласно теории вероятности, дорогой Руслан, встретиться нам было не дано, но мы встретились, а значит, это неслучайно.
Рашидов снова промолчал.
– Не хочешь разговаривать на отвлечённые темы? – спросил Громов. – Ладно, поговорим на более конкретные. Где находится ваша база? Сколько там машин? Кто осуществляет наведение?
Рашидов сплюнул.
– Ненавижу, – произнёс он одно только слово.
Громов пощёлкал предохранителем «вальтера».
– Почему? – поинтересовался он. – Нет, правда, Руслан, я не понимаю, в чём причина твоей ненависти к нам. Ты же был прекрасный пилот; ты и сейчас, я не сомневаюсь, остаёшься прекрасным пилотом, но этим, согласись, ты обязан нашей стране и нашему народу. И насколько я помню, ты это всегда понимал. Что же изменилось?
– Ага, – сарказма, прозвучавшего в ответе Рашидова, хватило бы на десятерых, – о долге заговорил? Все вы любите вспоминать про долг, когда припирает, но сами платить по долгам всегда отказываетесь. А я, между прочим, свой долг оплатил до конца. Ты горел когда-нибудь над Афганом? Я горел.
И всё-таки слова Громова задели Руслана за живое: он уже не сидел, отвернувшись, он спорил, несмотря на своё безнадёжное положение. Тут и Гена решил поучаствовать в диалоге.
– Давайте его паяльником, – предложил он кровожадно. – У меня паяльник есть. Сразу станет разговорчивее.
Рашидов с презрением посмотрел на него.
Громов тяжко вздохнул.
– Стоило бы, наверное паяльником, – признал он. – И не только паяльником. На этом ублюдке не только кровь вашего Щекна, он хорошего человека недавно убил. Да и не первого, должно быть, хорошего человека. Ведь так, Руслан?
Рашидов дёрнул плечом.
– Но только ни я, ни ты, Гена, – продолжил мысль Громов, – не сумеем его пытать: не обучены заплечным делам, и очень надеюсь, что обучаться нам не придётся.
– Гордые? – Рашидов фыркнул. – Как же, как же, белая кость. Куда уж нам, чернозадым, до вас!
– А случай-то запущенный, – отметил Гена.
Лариса молчала. Ей было очень страшно наблюдать за перепалкой этих двоих ужасных людей, без предупреждения ворвавшихся в её с Геной жизнь, в один миг разрушивших умиротворённый покой и счастье второго «медового» месяца, но ещё страшнее было вмешиваться в их споры. Лариса была очень боязливой девушкой.
– Ты скажешь, где находится база? – повторил самый важный вопрос Громов.
– Доставай паяльник, – посоветовал Рашидов ехидно. – Это будет ново: русский пилот, пытающий своего врага!
Громов взглянул на Гену:
– У тебя спирт ещё остался?
– Остался, – ответил будущий синоптик. – А зачем он вам?
– Тащи.
Когда Гена принёс бутылку со спиртом, Громов взял два стакана, наполнил их до половины спиртом, разбавил спирт водой. Один стакан он оставил у себя, второй поднёс к лицу Рашидова:
– Пей.
Руслан посмотрел на него как на безумца.
– Что вы затеяли, Константин Кириллович? – полюбопытствовал Гена.
– Пусть для начала выпьет. Со мной. За встречу. Как-никак мы учились вместе.
– Не буду я пить! – заявил Рашидов, отворачиваясь.
– Будешь, – сказал Громов. – Ещё как будешь. Не будешь добровольно, я в тебя силком волью – по лезвию. Или клизму поставлю. Хочешь спиртовую клизму?
Рашидов сразу понял, что Громов не шутит: далеко не шутейная была ситуация – и вольёт спирт в любом случае: не через верхнее, так через нижнее отверстие.
– Будешь пить? Или клизму ставить?
– Буду.
Пришлось пить. Гулко глотая и давясь, Рашидов высосал стакан мерзкого пойла. Выпил свою порцию и Громов.
Гена смотрел на них напряжённо и непонимающе.
– Тебе не предлагаю, – сказал Константин. – Ты должен остаться трезвым.
Рашидов очень быстро захмелел. Кровь бросилась ему в лицо, и смуглое лицо потемнело ещё больше.
– Ну и чего ты… собираешься этим… добиться? – спросил он у майора. – Думаешь, если меня напоить… я трепаться начну? Глупо, Громов, глупо. Я же бывший… советский офицер… Нас учили держать язык за зубами… даже по пьянке…
