Лайам нахмурился, опустив плечи.
– Никто не говорит, что жизнь – легкая штука или справедливая, – продолжала молодая женщина. – Но если ты утратишь способность радоваться, значит, это победит.
– Что «это»?
– Все плохое.
Глава 9
Софи поставила последнюю тарелку в посудомоечную машину и принялась готовить молочный карамельный коктейль: молоко, много карамели и много-много мороженого. Она старалась не смотреть на Лайама. Он сидел, ссутулив плечи, за кухонным столом, причем сидел так уже полчаса. Обычно к этому времени они желали друг другу спокойной ночи и расходились по своим комнатам.
Софи рискнула взглянуть на него. За обедом он был молчалив: несомненно, на него повлияла ее печальная история. Она с трудом верила в то, что рассказала об изнасиловании. Но глаза Лайама были такими теплыми, что женщина очень легко открылась ему.
И она по-прежнему не могла поверить в поцелуй – в этот божественный, потрясший все ее существо, заставивший ее оцепенеть поцелуй.
Лайам вздрогнул, когда Софи поставила перед ним бокал с молочным коктейлем. Уголок его рта приподнялся в улыбке.
– Тебе нравятся подобные вещи? – поинтересовался он.
– Женскому организму требуется много кальция.
Она устроилась на стуле напротив него. Они чокнулись и опустошили свои бокалы. Софи облизала губы, испачканные коктейлем, и, увидев, что Лайам наблюдает за ней, поняла, что ей следовало уйти к себе сразу после ужина.
Она прочистила горло:
– Расскажи мне о Лукасе. Мне хотелось бы представить себе, каким он был.
Лайам поерзал на стуле:
– Что именно ты хочешь узнать?
– Например, были ли у него какие-нибудь пристрастия?
Лайам усмехнулся. Когда он так усмехался, она готова была провести рядом с ним всю ночь.
– Когда Лукасу было девять лет, его интересы постоянно менялись. К одиннадцати годам он стал собирать модели самолетов. В пятнадцать увлекся тяжелым роком и сводил нас с ума своей электрической гитарой. Но, боюсь, у него было больше энтузиазма, чем таланта.
– Похоже, он был полон жизни! – воскликнула Софи.
Лайам помрачнел:
– Да, был.
Она тут же упрекнула себя.
– Но что в жизни радовало его больше всего?
– Езда верхом, родео и мамин яблочный пирог.
Это заставило ее рассмеяться.
– Он ездил верхом лучше вас всех?
Медленная, чувственная улыбка появилась на лице Лайама. Сердце Софи забилось, запрыгало, заскакало в груди.
– Мне всегда было трудно это признавать, но – да! Его комната увешана призами. Он не раз побеждал в соревнованиях по укрощению диких лошадей.
Сердце отказывалось умерить свой бешеный ритм, ей снова вспомнился поцелуй, волшебный, божественный. Софи пыталась успокоиться, пыталась не замечать, как мужественно он выглядит в рубашке-поло и джинсах и насколько соблазнительны жесткие черные волоски, видневшиеся в треугольном вырезе рубашки. Она не готова.
И никогда не будет готова.
Или уже готова?..
Софи отогнала эту мысль.
– Мать убрала все эти призы после того, как… после этого.
– Может быть, ты вернешь некоторые из них на место? Для Гарри?
Он кивнул:
– Возможно, ты права.
Без дальнейших расспросов Лайам стал рассказывать о победах брата в родео, о мальчишеских потасовках, в которых участвовал Лукас, и о старинных автомобилях, которые тот пытался реставрировать. Софи все больше нравился младший брат Лайама.
– Лукас когда-нибудь рассказывал тебе об Эмми? – спросила она наконец, когда он замолчал.
Лайам покачал головой:
– Я догадывался, что он с кем-то встречается. Я заметил, каким он стал рассеянным. Порой Лукас сидел неподвижно, с глупой улыбкой, устремив взгляд в пространство, и краснел, когда я дразнил его. – Их взгляды встретились. – Не думаю, что Лукас собирался бросить твою сестру, Софи. А после аварии… Наверное, он решил, что калека ей не нужен.
Софи сдержала слезы. Бедный Лукас! Бедная Эмми!
– Лайам, то, что произошло с Лукасом, – ужасно. Но ваша семья делала все, чтобы помочь ему. Поступок Лукаса – его выбор. В том нет твоей вины.
Лайам ничего не сказал, но глаза его вспыхнули. Потянувшись через стол, Софи прикоснулась к его руке.
– О, он был таким веселым и полным жизни! Неудивительно, что Эмми влюбилась в него. И неудивительно, что ты горюешь о нем.
Софи поспешила встать и выйти из кухни, иначе она могла совершить какую-нибудь глупость: например, поцеловать Лайама.
Они согласились с тем, что это не должно повториться. Однако воспоминания о поцелуе не оставляли ее.
Четыре дня пролетели очень быстро. Это были мирные, безмятежные, спокойные дни. Софи могла поклясться, что нечто магическое витает в воздухе Неварры.
Гарри перестал плакать, когда просыпался днем, а Софи не было рядом. Он ползал по кухне, гостиной, саду гораздо быстрее и увереннее, чем раньше, и сердце ее радовалось, когда она смотрела на малыша.
Морщинки на лице Лайама начали разглаживаться, и он все чаще смеялся, запрокинув голову назад. Любовь светилась в его глазах, когда он смотрел на племянника.
А если Лайам поворачивался к Софи, в его глазах появлялось желание.
Она не хотела верить этому. Нет, не желание! Благодарность, возможно, и дружелюбие. Да, именно дружелюбие – ведь они много времени проводят вместе.
Часто, оседлав Джаспера и Лили, они выезжали на прогулку. Вокруг лежали дикие и прекрасные земли. В десяти минутах езды от того места, где они с Гарри купались, бил родник. Увидев его, Софи вскрикнула от восхищения.
Глубокое озерцо, словно вырезанное в скалах, с кристально чистой водой, было необыкновенно притягательным. В него стекал ручеек, выбивавшийся из скалы. Софи захотелось нырнуть, ощутить освежающую прохладу. Она пожалела, что не захватила с собой купальник. Но, взглянув на мощное тело Лайама, женщина решила, что это к лучшему.
Хотя она и не желала это признавать, между ними время от времени вспыхивали искры. И они не знали, что с этим делать. Софи металась ночами в постели без сна, ворочаясь с боку на бок…
Когда они вышли во двор, Лайам позвал:
– Роб!
Он отдал Гарри конюху. В последние дни Роб очень старался подружиться с малышом. У конюха было шесть младших братьев и сестер, он скучал без них и радовался общению с Гарри. Малыш улыбнулся Робу.
Он улыбнулся!
– Поехали, – сказал Лайам и вскочил на жеребца. Софи села на Лили.
