– Ищешь кого? – заметил Паукштис.
– Да вот двое приятелей вперед ушли, да, видно, куда-то свернули, не видать отсюда, – развел руками Коростель. – Пойду я, дядя Юрис, дела еще у меня тут.
– Улицу, что выходит от каруселей, видишь? – указал торговец на узкую улочку, вытекающую из базарной площади и ведущую куда-то вверх, в сторону яблоневых и сливовых садов, в которых утопала северная часть морского форпоста Юры.
– Вижу, – кивнул Ян.
– Если идти по ней все время прямо и никуда не сворачивать, дойдешь как раз до фактории морских охотников – так себя местные купцы с побережья кличут, что торгуют с иноземцами с кораблей. Там спросишь мой дом – старину Юриса в Юре местные все знают. Приходи вечером, коли не уйдете из города, Гражина будет рада тебя повидать. Да и Рута, между прочим, – со значением добавил Паукштис.
– Ладно, коли задержимся – зайду, – ответил Ян, смущенный последними словами земляка. – А уж коли не доведется – привет передайте, скажите, мол, кланяюсь.
– И думать забудь, – отрезал торговец. – Что ты думаешь, Гражина мне спустит, коли узнает, что земляка повидал и без гостей отпустил? Да я только сейчас приду, расскажу, что молодого Янека встретил – она тут же начнет на стол готовить. И Рута тоже, – вновь со значением добавил хитрый дядька. – Так что справляй свои дела, а вечером милости просим к нам, к Гражине на пироги. Коли товарищи есть – веди всех, из моего дома еще никто голодный не ушел.
Взяв напоследок с Яна твердое обещание вечерком забежать, дядька Паукштис пожал ему руку и вернулся к прилавку, осыпав слугу наставлениями и указаниями. Наставления, впрочем, были только для проформы – дела у торговца шли неплохо, судя по обилию покупателей и расторопности его помощника. Мешок за плечом Коростеля изрядно потяжелел – земляк отвалил ему лучшего товара, а в ответ на предложенные Яном деньги сделал страшные глаза и погрозил ему кулаком, пряча в усах довольную отеческую улыбку. Ян немного денег все же оставил, поблагодарил земляка, обещал зайти, главным образом дабы уважить щедрость земляка, никогда прежде на его памяти не отличавшегося особенной чувствительностью, и, пробираясь между тесно сдвинутыми лотками, заспешил к выходу в поисках пропавшей парочки.
– Ничего-то ты не понял, юный рыцарь, – назидательно молвила девушка в шоколадном с золотом платье светло-русому парню, сидящему напротив нее за деревянным столом, испещренным рожицами и автографами прежних путников, присевших отдохнуть на обочине улицы под сенью больших раскидистых рябин, кисти ягод которых уже начали пробовать цвет. Со стороны казалось, что влюбленная парочка погуляла на рынке, покрутилась на каруселях и, пресытившись остальными увеселениями, которые столь щедро предоставляют народу все ярмарки в приморских городах, решила отдохнуть, уединившись в стороне от праздной толпы и любопытных взглядов. Все было почти так, за исключением того, что любил из них только один, и в довершение ко всему они явно ссорились.
– Где уж мне, деревенщине неотесанному, понять важную госпожу из Высшего Круга, – с кривой усмешкой ответил парень. Он был симпатичен, может быть, даже красив особенной славенской красотой, которая заставляет женщин отличать русинов и новогорских от всех остальных парней в землях Балтии и пограничья. Темно-русые волосы, перехваченные узкой темной лентой с прихотливым разноцветным узором, чистое лицо, покрытое еле заметным юношеским пушком, чуть вздернутый нос (эта курносинка, как ни странно, придавала его лицу выражение честности и прямоты) и рост выше среднего – всего этого было достаточно, чтобы приковывать к себе внимание многих и многих дам, знающих толк в мужской натуре. Теперь, однако, парень явно был в проигрыше – девица посматривала на него свысока.
– Мой круг теперь с маленькой буквы, – поджала губы девушка. – И ты это знаешь так же хорошо, сударь мой Март, как и я.
При этих словах Эгле ловким движением вынула из корзинки что-то и показала молодому друиду. Это был миниатюрный не замкнутый до конца серебристый обруч с двумя круглыми золотыми пятнышками, однако в отличие от обычного золота, которое давно бы потускнело от воздуха, они сверкнули, как две звездочки, яркие даже на фоне солнечного неба.
– Ты все играешься, Эгле, – удрученно пробормотал молодой друид.
– Как всегда, – невесело улыбнулась девушка. – Прежде я играла в принцессу друидов, а ныне – в принцессу ужей. И знаешь – хотя и те, и другие одинаково скользки, змеи никогда не поедают себе подобных – им птичек хватает да другой всякой мелюзги.
– У друидов нет принцесс, Эгле, – покачал головой Збышек.
– Внучка первого человека в Круге все-таки должна занимать особенное положение, как ты думаешь, печальный рыцарь? – скосила глаз на друида Эгле.
– Это так, но… – начал было Март, но девушка гневно его перебила:
– Зато теперь все стали смелые и верные своим принципам. Теперь, когда можно говорить что угодно, когда бабушки… нет! Разве теперь проверишь! Я поняла, что мне противно быть вместе с вами, видеть ваши сочувственные улыбки, сидеть у памятного костра, где говорят одни хорошие и правильные слова и молчат только об одном: как вы допустили то, что случилось! Почему вы все живые, а бабушки с вами нет? А может, вы потому и живые, здоровенькие да румяненькие?
– Ты несправедлива, Эгле, – возразил Збышек. – Если бы был выбор – каждый занял бы ее место…
Некоторое время девушка негодующе смотрела на Марта, готовая, кажется, прожечь его гневным взглядом. Затем отрицательно помотала головой и вздохнула, неожиданно успокоившись или взяв себя в руки усилием воли.
– На самом деле, Збышек, выбор есть всегда. Надо только сделать один шаг в сторону, чтобы взглянуть на себя с того места, где ты только что был.
– Я бы с удовольствием пошел на погибель вместо нее, – тихо молвил друид, с преувеличенным вниманием разглядывая древние трещины от времени и игральных костей на видавшей виды серой столешнице. – И каждый готов был быть на ее месте.
– Неужели ты так наивен, Мартик? – Эгле сверкнула глазами и возмущенно хлопнула ресницами так, что, казалось, был даже слышен тихий звук, будто лопнула весенняя почка и из нее выбился на волю клейкий листочек. А может, это столкнулись на лету большие рыжие стрекозы-коромысла, без устали вьющиеся над их головами.
– В Круге уже давно верхушка думает о том, как бы забраться еще выше, мастера – как бы открыть собственное дело без соперников по ремеслу, а Смертные – как бы уйти, уползти подальше и поглубже в тайны бытия и посмертия, только чтобы не видеть суеты. Да-да, жизненной суеты, которая уже давно свила гнездо в скитах, да еще и не одно. Я знаю, – девушка теплее взглянула на молодого друида, – ты был в Служении, и если бы оказался рядом, предложил бы свою жизнь взамен ее, которая для вас была Верховной Друидессой и всякие там другие слова, а для меня она была прежде всего доброй и справедливой бабушкой, единственной из всей моей родни, кого я еще знала.
Эгле облизнула пересохшие губы.
– Я знаю, ты ищешь любви.
