– Я вам не служанка! – и вылетела в коридор.
Академик удивленно вздернул бровь.
– Боря, что с ней?
– Похоже, Реутова обиделась, – пробормотал Атаманов.
– Бог мой! Почему? – изумился профессор.
– Ну… вы велели ей кофе принести, – попытался объяснить ему суть дела Боря. – А это обязанность секретарши.
– Мария Гавриловна гриппом заболела, – пожал плечами Сергей Петрович. – Неужели Реутовой трудно из автомата стаканчик притащить? Ладно, сам схожу.
– Я сбегаю, – остановил академика Борис и вышел в коридор, где наткнулся на Нину Георгиевну. А та незамедлительно налетела на парня:
– Почему вы позволяете себе ходить по отделению в мятом халате и без шапочки? Получите выговор!
На беду, именно в тот момент Волоколамский тоже решил выйти из кабинета. Он услышал слова Реутовой и вскипел:
– С ума сошла? Не лезь к моим аспирантам! Если понадобится, я сам Бориса выпорю. Кстати, шапочка на голове у врача не гарантирует наличия мозга в его черепной коробке.
Борис предпочел смыться за капучино в холл. Но неожиданно подумал: «Ох, заполучил я врага, Нина унижения не забудет».
Он не ошибся. Недавно Волоколамский скончался, Реутова водрузила на голову «шапку Мономаха», схватила цепкими ручонками скипетр с державой и начала безбожно придираться к ученикам Сергея Петровича, а больше всех достается Боре. Двенадцатую палату Нина Георгиевна, получив должность главврача, расформировала, больные отправились по домам, в клинике остался один Никита Рязанцев, которого Сергей Петрович взял под свою опеку за несколько месяцев до кончины.
На момент своего появления в «лаборатории» Никита напоминал зомби. Он лежал на кровати, устремив взгляд в одну точку, не разговаривал, не реагировал на обращения, не выражал никаких желаний, не кричал, не смеялся, не выказывал ни малейших эмоций. Если перед ним ставили тарелку с едой, он не проявлял к ней никакого интереса, но когда нянечка подносила ложку с кашей к его рту, покорно глотал ее. Проблем Рязанцев медперсоналу не доставлял. Если вели мыться, Никита послушно становился под душ; когда в палате тушили свет, мирно засыпал. Что с ним случилось? Мать его рассказала, что, обеспокоенная отсутствием вестей от сына, поехала к нему домой и обнаружила Никиту в безразличном ко всему состоянии. Несмотря на свою гениальность, Волоколамский так и не понял, что случилось с пациентом. Правда, академик выдвинул предположение: либо на больного подействовал некий токсин, либо Никита подцепил доселе неизвестный науке нейровирус.
В клинике работает несколько очень опытных, знающих докторов, последователей Сергея Петровича, но Нина Георгиевна отдала Рязанцева Борису и теперь во время каждого обхода пинает Атаманова.
Я решила прервать жалобы врача на начальницу:
– Почему Реутова не выписала Никиту? Вы сказали, что всех остальных обитателей двенадцатой палаты она отправила по домам.
Атаманов откашлялся.
– Карен Арутюнович, муж Нины Георгиевны, работает в частной кардиологической клинике, которая принадлежит Марине Арнольдовне, вдове Сергея Петровича, а Рязанцев-старший был когда-то ближайшим другом Волоколамских. Улавливаете мою не высказанную вслух мысль?
– Вполне, – кивнула я. – А кто вам сказал, что Тамара Яковлевна – мать Никиты? Ваша начальница?
– Нет, – покачал головой Борис. – Леднева два-три раза в неделю приезжала в клинику, заходила к Никите в палату, очень за него переживала, постоянно у Волоколамского спрашивала: «Ну как он? Поправится? Можно Кита вылечить?» Сергея Петровича ее визиты очень напрягали. Между нами говоря, академик терпеть не мог с родственниками общаться и никогда этого не делал. Но Рязанцев-то особый случай, все-таки сын друга, пусть и покойного. С Тамарой Яковлевной он разговаривал по-иному, чем с другими, – называл ее на «ты», без отчества, уводил побеседовать в ресторанчик, тут неподалеку. Было понятно, что у них давние хорошие отношения. Но все равно Волоколамский не выдержал и велел мне: «Боря, бери Тамару на себя, иссякли мои силы». Тогда уж я с ней говорить начал, твердил попугаем: «Результата сразу ждать не стоит, надо настроиться на длительный процесс лечения». Потом как-то раз она меня в кафе на первом этаже отловила, а я устал очень в тот день, вот и не сдержался, взял и правду ей выложил: «Не придумано таких таблеток, чтобы Рязанцев их принял и нормальным стал». Тамара Яковлевна уточнила: «Значит, мальчику нельзя помочь?»
Атаманов чихнул и продолжил:
– Я рассердился на себя, попытался исправить положение, завел речь об экспериментальных методах, которые применяет Сергей Петрович, о том, что никогда нельзя сдаваться. Но знаете, мне показалось, что Тамара Яковлевна, услышав о неизлечимости сына, успокоилась. Родственники безнадежно больных проходят несколько стадий. Сначала они отрицают…
– Тамара Яковлевна называла себя матерью Никиты? – остановила я врача. – Или, может, Волоколамский так ее вам представил?
– Не помню, от кого про родственную связь услышал. Но кто, кроме матери, так о человеке беспокоиться станет? И Волоколамский вел себя с ней как с очень хорошей знакомой. У меня не возникло сомнений, что Леднева Никите Викторовичу самый близкий человек.
Глава 11
Спустившись в холл клиники, я достала мобильный, увидела, что мне несколько раз звонила Лиза, и набрала ее номер.
– Ты где? – сразу спросила она.
– В психиатрической больнице, – ответила я.
Кочергина захихикала.
– Моя подруга адвокат, а ее муж работает наркологом. И Светка, и Алеша целыми днями пропадают на службе. Однажды им домой позвонили из гимназии, где их младший сын учится, а трубку снял старший, четырнадцатилетний Петя. На вопрос учителя: «Можно поговорить со Светланой Андреевной?» – Петяша спокойно ответил: «Нет, мама в тюрьме». Педагог замялся, но продолжил: «Тогда пригласите к аппарату Алексея Николаевича». Мальчик заявил: «А папа в наркологической клинике». Светка говорила, на нее потом в школе странно поглядывали.
– Надо же, есть преподаватели, которые сами звонят родителям! – восхитилась я. – А в школе, где учится Нюся, другие порядки. Вы съездили к Морковину?
– Ага, сейчас вкратце изложу, – пообещала Елизавета.
– Погоди, – остановила я ее. – Мне надо сначала с Трояновым пообщаться, а уж потом с тобой потолкую.
– Сейчас дам Робу трубку, он рядом сидит, – скороговоркой выпалила Лизавета, и я услышала голос айтишника:
– Личный джинн Татьяны Сергеевой готов к исполнению любых заданий. Построить дворец из розового мрамора?
– Отложим возведение замка на завтра. Сегодня надо найти все контакты Марины Арнольдовны Волоколамской, кардиолога, владелицы клиники сердечно-сосудистых заболеваний, – ответила я.
Раздались шуршание, хруст, чавканье, затем снова прорезался голос Лизаветы:
