— Ты трогал ты подлинно трогал хлеб чашку волосы женщины которую любил?
— Я мог лишь смотреть… коснуться нельзя… разрушить… иллюзию того, что ОНИ вместе… рядом… ребенок и та, кто дала однажды ему жизнь…
— Ты жизнь ощущал словно удар в лицо словно мгновенье паденье бегство?
— Да, ощущал… Упав… в бездну… но не достигнув дна… я все еще там… падаю… и где то внизу… ледяные иглы… но дно падает вместе со мной… вечно… и потому его никогда не достичь…
— Ты знал каждой порой кожи ты знал вот глаза твои руки твои сердце твое необходимо от них отказаться… необходимо выплакать их… необходимо придумать их заново…
— Я отказался… от всего… лишь бы увидеть ИХ живыми… но это невозможно… потому что я жив, а ОНИ нет… Я ничего не могу больше придумать… кроме смерти… но ее давно уже выдумали без меня…
* * *
— Вера, это ты?
— Да, это я, Глеб.
— Мне нужно так много тебе сказать… но времени совсем нет…
— Я знаю. Нам нельзя разговаривать долго. Они разрешили увидеться… но лишь на короткий миг…
— Подожди…
— Я здесь, Глеб, не волнуйся. Я никуда не ушла… у нас с Егорушкой все хорошо…
— Как бы я хотел оказаться рядом с вами…
— Будешь, но нужно подождать… совсем немного… Нет-нет, не касайся меня, пожалуйста, нельзя…
— Это действительно ты?
— Да, Глеб. Ты больше не сможешь попасть в это место, мне очень жаль. Они хотели… они хотели, чтобы ты сделал выбор. Они могут воскрешать мертвых. Прямо из памяти. Твоей памяти.
— Зачем?
— Тот мальчик, которого нужно спасти. Он для тебя, как… сын…
— Мне не нужен другой сын, у меня он уже…
— У тебя его давно нет, Глеб, не обманывай себя.
— Меня использовали… обманули…
— Ты сам не понимаешь, что говоришь… Но ты все делаешь правильно… так, как должен… Ты выбрал единственный верный путь среди тысячи ложных.
— Выбрали за меня!
— Ты не прав, Глеб, то был только твой выбор. И еще одно… это очень важно… Мы живы, пока ты помнишь о нас.
— Я буду помнить. Всегда. Клянусь.
* * *
Третий форт догорел. С неба больше не сыпался пепел. На смену ему пришел снег. Тяжелые мокрые хлопья укрыли обагренную кровью землю, скрадывая следы страшного побоища, превращая изувеченные смертью тела в бесформенные сугробы.
Выбравшись из убежища, Харон медленно пересекал двор уничтоженного человеческого поселения, пятная белый снег свежими следами, в которых тут же собиралась не успевшая свернуться кровь.
— Глеб, сюда!!! — из снежного марева возник майор Жданов. — Скорее!
— Что случилось?
— Из руин вышел незнакомец, он требует встречи с тобой. Я еле удержал ребят, чтобы они его не изрешетили. Нервы у всех на пределе, а тут еще этот… Я, когда его увидел, подумал, что глюки начались.
— Локи! — догадался апологет и пошел быстрее.
— Что? — удивился майор.
— Не важно, веди меня к нему!
— Ты его знаешь?
— Знаю!
— Но…
— Больше никаких вопросов.
— А что с Оводом, Глеб?
— Мертв.
— Значит, удалось?
Харон не ответил. Сцена, открывшаяся его взору, когда он прошел сквозь вырванные из стены ворота форта, отдавала полным абсурдом. Суровые бойцы «Лимба» держали на прицеле высокого улыбающегося мужчину в одежде американского ковбоя. Валящий стеной снег не касался Локи, словно над мутантом был раскрыт большой невидимый зонтик.
Пустынный Лис приветливо кивнул апологету.
— Одна из финальных точек поставлена, — ковбой указал на разрушенное здание станции. — Ты поступил правильно, Харон, но твое имя проклянут на долгие годы.
— Сейчас это волнует меня меньше всего, — спокойно ответил апологет, останавливаясь в нескольких шагах от мутанта. — Зачем ты пришел снова?
— Чтобы дать ответы.
— Опустите оружие! — Харон положил руку на ствол автомата ближайшего бойца. — Это друг.
Лимбовцы беспрекословно подчинились.
— Тебе осталось сделать последний шаг, — ковбой присел на занесенную снегом ржавую бочку, которая тут же оттаяла. И не только. На глазах у изумленных людей ржавчина сошла, обнажая блестящий новенький металл. За какие-то доли секунды никому не нужный хлам обрел свой изначальный вид.
— Только ты сможешь спасти мальчишку, — невозмутимо продолжил Локи.
— Почему я? — Харон внимательно следил за Ждановым, опасаясь, что майор может выкинуть какую-нибудь глупость.
Лимбовцы уже поняли, что имеют дело не с человеком.
— Вечный вопрос! — рассмеялся мутант. — Потому что больше некому. Ты в ответе за этого мальчика. Тебе дан второй шанс. Не упусти его и на этот раз.
— Что ты имеешь в виду?
— Каждый человек носит в глубине своего «я» маленькое кладбище, — неожиданно процитировал ковбой, — где погребены те, кого он любил.
— Ромен Роллан, — кивнул апологет. — Но откуда ты…
— Я взял эту строку из твоей памяти. Ты уже был там, на этом кладбище, и не раз…
— Осенний парк?
— Да, он.
— Значит, ты приложил к этому руку?
— Возможно. Впрочем, у тебя несколько превратное представление о моей персоне. Пойми, я не один. Я действую от имени… скажем так… некоего сообщества, и мы до сих пор не можем решить, что с вами делать.
— А с нами обязательно нужно что-то делать?
— Вы почти безнадежны, — Локи сокрушенно покачал головой. — Почти… Если бы не некоторые из вас, кому еще можно дать шанс… Такие, как ты… как те люди, которые сейчас стоят за твоей спиной, одновременно боясь и ненавидя меня… как тот мальчишка и его отец…
— Не понимаю.
— А это сейчас и не важно… Скажи, как погиб твой сын?
— Это было очень давно.
— Как он погиб?
— Он умер. От редкой болезни. Еще ребенком. Жена покончила с собой. Это случилось еще до Катастрофы. Почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
— Потому что тебе дан второй шанс. Этот мальчик, который нуждается в твоей помощи, так же важен для всех вас, как твой сын был важен для тебя… Тогда ты не смог ничего сделать, сейчас же все зависит только от тебя.
— Почему ты сам не поможешь ему?
