— Тебе еще повезло малыш, что по пути сюда ты не нарвался на дозор ваххабитов…
Мальчик напрягся. С чего бы это Михаил Альбертович вспомнил о мусульманах, которые как раз собирались купить Данилу?
— Они что-то совсем озверели в последнее время… Такое творят… Нападают на форты, вырезают детей. Причем исключительно мальчиков. Интересно, чем это вы им так насолили?
Ученый вопросительно глянул на собеседника, словно тот должен был держать ответ от имени всех харьковских мальчишек.
— Впрочем, мусульмане всегда отличались некоторой… м-м… импульсивностью. Что в мирное время, что потом, после Катастрофы. Кстати, это именно из-за них мы вынуждены были взорвать «Стекляшку», чтобы обезопасить себя от нападения. Хоть у нас здесь, как ты сможешь убедиться, и нет детей… Вернее, не было, — спохватился профессор, неловко улыбнувшись. — Что же до Зулуса, то он сейчас на станции, к сожалению, отсутствует. Он отправился в рейд. Я время от времени прошу его разыскивать кое-какие образцы для наших исследований.
Видя, что мальчик поскучнел, ученый поспешил его успокоить:
— Да он уже совсем скоро вернется. Может, даже сегодня. А пока, молодой человек, не желаешь ли совершить экскурсию по нашему комплексу? Уверяю, у нас здесь найдется много занимательного.
Даня кивнул. Ему и впрямь было любопытно.
* * *
Интерьером двухъярусный Университет напоминал гостеприимную Научную, где жили Данькины друзья-мутанты. Только если на Научной преобладали резкие углы и прямые линии, то здесь все было закруглено: изогнутые перила облицованных мрамором балконов, концентрические окружности на потолке и повторяющиеся изящные контуры на плитке пола. С одной стороны имелись ступеньки, а с другой, выходящей к уничтоженной «Стекляшке», — эскалатор, как и во всем метро, не работающий.
Посредине платформы находился подземный переход, ведущий на смежную станцию Госпром. Этот ход, как рассказал Потанин, заделали уже давно, потому как соседи из «Белого братства» отличались странной для богомольцев агрессивностью и постоянно совершали налеты на научно-исследовательский комплекс.
Как стало известно «университетцам», некоторое время назад в переходе завелась огромная двухголовая рептилия. Не иначе как из бывшего городского зоопарка в метро попала. Аспид проявлял заметную активность, время от времени сотрясая подземные туннели, но недавно в переходе произошло нечто (то ли бой, то ли еще что-то в этом роде), уничтожившее гадину.
— А жаль, — вздохнул Михаил Альбертович, — любопытно бы было ее исследовать. Впрочем, подобная аномалия не редкость. В природе и в обычных условиях встречаются такие отклонения, а уж при воздействии биологического заражения неизвестного происхождения и говорить нечего.
А вообще этот Зоопарк весьма и весьма любопытное для ученого-биолога место. Хотя и чрезвычайно опасное. Там такое разнообразие новых жизненных форм!..
Потанин воодушевился, глаза его загорелись. Мальчик впервые видел человека, столь восторженно говорившего о мутантах. Сам мальчик ни за что бы не стал восхищаться этими монстрами. Опыт его общения с большинством из них, за исключением миролюбивых карликов с Научной, показывал, что все они враждебны человеку. А вот профессор говорил о них, будто о любимых родственниках.
Пока Михаил Альбертович вдохновенно вещал о видах мутаций, встречающихся в Харькове и его окрестностях в целом и зоопарке — в частности, они заглядывали в комнатки, находившиеся на балконе. Каждая из них представляла собой одновременно лабораторию и жилое помещение. Ученые здесь жили и работали.
Даня с интересом рассматривал диковинные стеклянные приборы, размещавшиеся на столах. Стоявшие на горящих синим пламенем спиртовках конусообразные колбы, соединенные между собой змеевиками. Во многих булькали разноцветные составы. Ряды пробирок, заполненных образцами для опытов. В одних — стебли и листья растений, в других — кусочки ткани. Круглые стеклянные плоские коробочки (чашки Петри, пояснил Потанин) с препаратами. Самым ценным в лабораториях считались микроскопы. Их берегли как зеницу ока. Приборы хрупкие, после Катастрофы таких, разумеется, не делают, так что починить сломавшийся прибор невозможно.
Потом они пошли к ступенькам, ведущим на перрон. На мраморной стене висела овальная металлическая плита с изображением молодой женщины в просторных одеяниях и с капюшоном на голове, вокруг которой сиял золотой круг. Данька отметил удлиненное юное лицо с огромными глазами и плотно сжатыми губами, а также то, что в одной руке девушка крепко сжимала крест, а в другой — развернутый свиток. На нем можно было прочитать слова: «Верую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли». Слева и справа от головы по слову: «Святая» и «Татьяна».
Профессор рассказал, что этот медальон весом в сто пятьдесят килограммов был установлен на станции 25 января 2011 года, в так называемый «Татьянин день». По преданию Татьяна была дочкой богатого римлянина, воспитавшего ее в христианской вере. Во времена гонений на христиан 25 января 226 года она вместе с отцом приняла мученическую смерть. 25 января 1755 года российская императрица Елизавета Петровна подписала указ об открытии Московского университета. Этот день сначала стал считаться днем рождения университета, позже превратившийся в праздник всех студентов, а святая Татьяна — в их покровительницу. Так у студентов появилась своя покровительница Святая Татьяна. Харьков считался студенческим городом, и данный памятник стал очередным тому подтверждением. Через станцию метро Университет ежедневно проходило около десяти тысяч студентов, а барельеф разместили как раз перед выходом, который вел к Харьковскому национальному университету.
Спустились вниз, на платформу, мальчик содрогнулся, увидев знакомые по Алексеевской клетки, которыми был заставлен перрон. Здешние даже отличались большей надежностью и прочностью. Вон какие прутья, почти с его запястье! Кто их изготавливал, любопытно?
Подойдя к одной из клеток, паренек заглянул в нее и тут же с ужасом отшатнулся. Его чуть не ухватила за шиворот трехпалая рука, покрытая кожей мертвенного цвета. К переплетению прутьев приблизилась жуткая морда. Один из самых распространенных видов безымянных подземных тварей. Именно они атаковали дрезины рейдеров на подходе к Советской. Одно из этих страшилищ Данька тогда собственноручно убил.
Рядом с клеткой с беснующимся мутантом располагалось узилище, в котором томился еще один знакомый монстр — кромлех. Эту клетку покрывали влажные тряпки, которые регулярно смачивали водой: хищная тварь плохо переносила сухой воздух. Если не создать надлежащие условия, кромлех может начать разлагаться живьем, объяснил профессор.
— Между прочим, кромлехи — очень полезные существа, — заметив интерес экскурсанта к мутанту, продолжал он. — У них, как и у некоторых морских животных, имеются специальные мешочки, наполненные чернилами. Из этого вещества такая замечательная краска получается! Ею можно и ткани окрашивать, и людям в косметических целях пользоваться…
К своему глубокому облегчению, Даня убедился, что его маленьких союзников с Научной в местном зоопарке нет.
