Проект «Храбр» открытиями похвастаться не может. Мы просто взяли множество давно известных фактов и вывалили их на читателя в таком же темпе, в каком их воспринимал житель Киевской Руси. «Храбр» претендует не на свежий взгляд, а на погружение в атмосферу того времени.
Главный инструмент погружения – язык книги.
Словарный запас героев и самого автора намеренно урезан. Из текста вычищены термины, понятия и иноязычные заимствования, нехарактерные для Руси тех лет (хочется надеяться, что если не все до единого, то большинство). Вы не найдете в «Храбре» даже слова «лошадь» – тюркское «алоша» еще не успело войти в обиход.
Напротив, введены слова, вышедшие из употребления или замененные неологизмами. Автор старался, чтобы их не набралось слишком много. Смысл должен легко вскрываться интуитивно. Если стрелы носят в «туле», понятно ведь, что это колчан. Но «колчанов» тогда не было. Как и «богатырей».
Зато тогда была «задница». Цитируем Русскую Правду: «Аже смерд умреть без детии то задницю князю». Да, вы верно догадались – речь идет о движимом и недвижимом имуществе, отходившем князю по смерти бездетного смерда. Так что «отбить себе всю задницу о седло» персонаж «Храбра» не сможет, даже если очень захочет.
Пришлось отказаться от оборотов «встал рядом», «ехали рядом» – сейчас увидите почему.
Слов, сохранившихся до наших дней, но поменявших значение, немало. Скажем, под «людьми» тогда однозначно понимали свободных. Некоторые определения, касающиеся социального статуса жителей Киевской Руси, до сих пор предмет дискуссии, но в общих чертах расклад следующий. Люди – свободные общинники (они же «рать»). Смерды принадлежат боярину или князю. Холоп – раб, возможно, добровольный и временный (как тиун или ключник). Рядовичи трудятся по «ряду», т.е. найму. Закупы – за долги. Есть «изгои», те, кто выпал из схемы, – изгоем равно может стать купец-банкрот и княжич, оставшийся без удела (позже в страту изгоев попадут неграмотные поповичи). Челядь – обобщенное название тех, кто в услужении у кого-то.
Нежно любимый автором персонаж Дрочило, который в Киеве дрочит проволоку на кольчуги, как вы уже догадались, нечто вроде Яна Усмошвеца или Никиты Кожемяки. В значительной степени из-за этого Дрочилы сорвалась журнальная публикация короткой версии «Храбра» – редакцию смутило имя. Хотя имя взято из летописи, и профессия совершенно реальная.
Ну, а «волот» в прямом переводе – великан.
Некоторыми оригинальными словами пришлось пожертвовать, дабы не перегружать мозги читателя. Например, обобщенное название булавы – «кий» – в текст никак не лезло. Оставили «булаву».
С той же целью автор отказался от принудительного «одревнерусивания» речи героев. Привести ее в полное соответствие с эпохой нереально – мы не знаем в точности, как тогда говорили. А разбавлять реплики всякими «поелику» и «инда» просто смешно. Либо уж как по летописи: «Аще кто нейдет к нам, сами налезем себе князя!» (хотя не факт, что летопись корректно передает устную речь) – либо никак. Усеченного словарного запаса героев и пары-тройки характерных речевых оборотов вполне достаточно, чтобы читатель ощутил: персонажи думают совсем как мы, но есть некая трудноуловимая разница… Именно. Мы знаем много слов, но в целом недалеко ушли вперед по умственному развитию.
Второй слой текста – то, как выстроены отношения между героями. Например, панибратское обращение киевской знати с митрополитом отнюдь не выдумка автора. Греческое церковное начальство всячески наставляло своих «сотрудников на местах» быть как можно терпимее к властям предержащим. Между прочим, первому киевскому митрополиту был дан от Владимира город в вотчину. И Феодосиева обитель в XI веке владела несколькими селами, там сидела монастырская администрация, следила, чтобы смерды не отлынивали.
Размытый статус «старшей дружины» (вроде серьезные люди, а их просят слегка подраться) – тоже характерная примета того времени. Старшая дружина и правда старшая во всех смыслах. Это храбры, добывшие славу и высокое положение на службе у своих князей или перешедшие по наследству от отцов уже со всеми регалиями. «Старшие» – опытные люди и в войне и в совете. Ими дорожат, с ними считаются. Они носят особое наименование: бояре, мужи (в княжеской дружине – княжи мужи). Из старших дружинников выделяются и командиры «воев», воеводы.
До заметной перемены в статусе «старших» осталось недолго – собственно, процесс уже идет. Начав свою жизнь членами княжеского двора на иждивении хозяина, дружинники постепенно обзаведутся вотчинами, «осядут на землю» и перестанут отличаться от местного родового боярства. Знать вырастет численно, будет при этом весьма самостоятельна и в конце концов подготовит раздробление государства. В усилении боярства важную роль сыграют именно дружинники, ставшие боярами. Люди, обладающие двойным авторитетом – блестящих воинов и богатых землевладельцев. Поскольку великий князь не был самодержцем, а детей, претендующих на личный удел, нарожал много – раскол страны останется лишь вопросом времени. Говоря современным языком, филиалы семейного предприятия Рюриковичей начнут откалываться от «мамы» – и в итоге окажутся беззащитными перед недружественным татаро-монгольским поглощением.
Среди видных членов киевской старшей дружины было немало варягов и полуварягов, но сам по себе институт дружины на Руси – не заимствованный у скандинавов, а местный. Дружины фиксируются у славян еще до IX столетия. Под рукой Рюриковичей они превратятся в могущественные корпорации, объединяющие всю светскую власть. Они же, как сказано выше, примут самое деятельное участие в растаскивании Руси на уделы…
Знаковый персонаж – ключник княжего двора, высокопоставленный раб. Он говорит сам за себя («Холопья доля тяжкая…»). Добровольное холопство настолько особенная вещь, аналог которой трудно найти в истории других стран, что автору захотелось лишний раз обрисовать эту ситуацию возможно более выпукло.
Вообще социальные роли в ту пору были расписаны подробно, как никогда, а позже зафиксированы в Русской Правде. Помните знаменитый вопрос Ивана Васильевича, сменившего профессию: ты чьих будешь? Царь спросил, потому что не мог разглядеть – чьих. Это даже в его времена было сразу видно. А уж в эпоху князя Владимира на человеке было практически нарисовано, кто он и откуда. Показателем статуса служила, во-первых, сама одежда. Важную роль играла прическа (одним из наказаний была «позорная стрижка»). Детальная информация чаще всего передавалась узорами и знаками на одежде или головных и шейных украшениях (тех самых гривнах). За нелегальную примерку чужой социальной роли убивали так же быстро, как у индейцев за ношение вампума чужого племени. «Понятия» тех лет регламентировали всё. «Ничьих» не было. Либо вольный, либо чей-то, либо изгой. Даже вольный был чей-то, ибо кому-то платил дань, принадлежал к некоему конкретному роду-племени, наконец, служил такому-то князю. К слову, в этом контексте совершенно естественным было зачисление ключниц и тиунов в холопы. Так человек официально становился глазами, руками, голосом хозяина. Вдобавок холопья доля резко снижала его коррумпированность… Но мы отвлеклись.
Третий слой «Храбра» – вещи. Оружие героев, одежда, строения в Девятидубье, обстановка на княжем дворе и так далее. Поясняющей информации по вооружению в книге много, но пару слов добавить стоит. «Гирькой» звали кавалерийский кистень без рукоятки на прочном кожаном шнуре, весом обычно граммов двести. Формы гирек были разными, материал – от кости до бронзы. «Кол в броне» – тяжелое двуручное скандинавское копье, предтеча нашей рогатины. Прозвище рогатины идет, вероятно, от «рогов» – крестовины на древке, мешающей зверю, насаженному на копье, цапнуть человека. Благодаря крупному широкому наконечнику с заточенными краями рогатиной можно не только колоть, но и успешно рубить. По распространенности на Руси с рогатиной соперничал лишь топор. Мечей (до XIII века строго импортных) было немного, умелых мечников и того меньше, сам меч был статусным оружием, недаром Илья носит его напоказ. Еще раз: основная масса русов воевала топорами и рогатинами.
