Тогда все чего-то озверели как-то сразу – выпили уже много, – и платье ей разорвали в клочья. А она, вместо того чтобы все понять и успокоиться, на помощь звать принялась. Ну, они трусы с нее сняли и в глотку забили. А с другого конца – водочную бутылку горлышком. Чисто в шутку. Для симметрии. Знали это слово, в школе проходили.
Очень потом расстроились, потому что бутылкой сломали целку. А целок у них ни у кого еще не было. Да и не предвиделось. Целок всех поимели кто с деньгами.
Могли бы вообще сообразить, чего она кочевряжится, и не устраивать театр, а всего-то придушить малость. Хотя кому нужна баба в обмороке. Когда дрыгается – самый кайф.
Вот такая история…
Вламываясь в кусты, Миша уже ее знал приблизительно. А роняя на землю третьего – во всех подробностях.
Катя хлопала девчонку по щекам и что-то ей говорила. Девчонка тяжело дышала, будто выброшенная на берег рыба, и смотрела в черное небо пустыми глазами.
Миша оглядел пострадавшую – голую, с разбитым лицом, всю в синяках, царапинах, крови и сперме, и ему ужасно захотелось помыть руки. Для начала он их вытер о рубашку одного из парней. Секунду поразмыслил, оглядел насильников, выбрал поменьше ростом и принялся вытряхивать его из одежды. Тот был как ватный и на раздевание не реагировал. Хотя вроде бы дышал.
«Интересно, когда они очнутся?» – подумал Миша.
«А я тебе говорила! – отозвалась Катя. – Когда-нибудь очнутся. Может быть. Давай шмотки и тоже сюда иди, помоги мне одеть эту… Эту».
Кое-как им удалось задрапировать девчонку – зрелище оказалось тяжкое, но все лучше, чем ничего, – и поставить на ноги.
«Зомби», – оценил Миша.
«Тебя бы так оттрахали. Спасибо, мне хоть настолько удалось ее в чувство привести».
– Ты сейчас пойдешь домой и ляжешь спать, – сказала Катя девчонке. – И сразу крепко заснешь. А когда проснешься, ничего не будешь помнить. Ладно, топай.
Что интересно, девчонка повернулась и, спотыкаясь, пошла. Действительно к шестому дому, как Миша и предполагал.
«Вроде бы немного по-другому надо это все говорить, – подумала Катя. – Но мне, собственно, по хер. Главное, посыл я ей дала нужный, а на остальное уже насрать».
«Спасибо, что помогла».
«Вот девка утром обалдеет!» – И Катя засмеялась в голос.
Мише от ее веселья стало просто страшно, и он быстрым шагом направился к колонке мыть руки.
Катя позади громко хохотала…
* * *
Долинский молча смотрел на луну – белую, круглую, яркую.
– Ни одному твоему слову не верю, – заявил Миша с твердокаменной убежденностью. – Ни одному. Вот. И что ты предлагаешь?
– Достань наручники. Это сейчас не проблема. И в следующий раз, едва почувствуешь, что началось, пристегни себя к чему-нибудь. К батарее, допустим. Ключ отдай надежному человеку. Хотя бы мне.
– И чего? – спросил Миша недоверчиво. Как-то все у Долинского получалось очень примитивно.
– Когда начнешь отгрызать зубами руку – может, увидишь себя со стороны и очнешься. Выскочишь в реальность. И за недельку переломаешься. Это страшно, не буду скрывать. Других слов нет – просто страшно. Но зато дальше легче раз от разу. Через годик станешь таким, как я.
– А если не очнусь и не переломаюсь, тогда что? – спросил Миша с истерическим оттенком в голосе.
– Ну… Бывают однорукие бандиты, а ты у нас будешь однорукий вампир, – ответил Долинский безмятежно.
– Да пош-шел ты!
– Пойду, – Долинский сделал вид, будто встает с бревна.
Миша дернулся было, чтобы остановить его, но словно ударился головой о невидимую стену и негромко охнул.
Грэй вскочил и угрожающе зарычал.
Долинский уселся опять.
– Нормально? – спросил он.
– Однако… – пробормотал Миша, потирая рукой лоб. – Будто по башке палкой. Слушай, я ничего плохого не хотел, это случайно. Не уходи. Вот, значит, как… То-то, думаю, отчего я тебя не вижу и не слышу. Ты, выходит, только наполовину человек теперь.
– Но мне не нужна кровь, – заметил Долинский.
– А что тебе нужно? – моментально среагировал Миша – видимо, уже бессознательно примеряя на себя шкуру Долинского.
– Ну… По-моему, обычные люди меня теперь не особенно жалуют. Странный я, наверное, стал.
– Да нет, я спрашиваю – что тебе нужно?
– Ничего… – сказал Долинский. Не очень уверенно сказал.
– Совсем ничего?
– Пить стал меньше. То есть больше, но почти не пьянею. Зато полюбил гулять по ночам. Любоваться природой. Такой мир вокруг невероятно красивый – я же его, дурак, совершенно не понимал! Кино, живопись, книги – помнишь, как мне нравилось раньше искусство? Разочаровался полностью. Все фуфло, даже признанные шедевры. Поверхностно очень, видение не то у авторов. Вот, может, если ты нарисуешь…
– Значит, наручники… – пробормотал Миша задумчиво. Он посмотрел на свою правую руку. – Оторву я батарею-то. Прямо с ней на улицу и побегу.
– Сейчас еще не оторвешь. Через полгодика – да.
– А я говорю – оторву.
– Миш, хватит торговаться. Хочешь, ко мне приходи. Есть хорошая веревка. Надежная, проверенная. Скручу – и в подвал.
– На тебе проверенная?
– Да, – Долинский невесело кивнул.
– А тебя кто вязал?
– Жена. То ли три, то ли четыре полнолуния со мной, бедная, промучилась. Я кричал ведь. А когда не кричал – уговаривал.
– Не знал, что ты женат. Кольцо-то не носишь.
– Может, еще серьгу в ухо? Потом на мои сосиски, – Долинский неуклюже потряс в воздухе растопыренными пальцами, – не всякое налезет. Да и незачем теперь.
– Что-то случилось? – спросил Миша участливо.
– Купил ей квартиру в Москве, вот что случилось. Думаешь, я просто так, от природной жадности расценки на полиграфию задрал? Или бумага сильно подорожала? Ха! Я, Миш, все рассчитал тогда. Кроме одного – что у жены тоже нервы есть. Она меня вытянула, спасла. А я теперь думаю иногда – зачем? Чтобы я ее потерял? Может, лучше уж в подвале собственного дома подохнуть.
– М-да… Ладно, хоть ты ее не заразил. То есть не инициировал.
– Еще как инициировал.
Миша захлопал глазами.
– Подобное тянется к подобному, – сказал Долинский горько. – Жили не тужили, и вот. Совершили открытие.
– И… И что же?! Она не смогла переломаться, как ты?
– Она и не пробовала, Миш. Ее просто некому было держать. Сначала возилась со мной, потом стало уже поздно. Если человеку комфортно в вампирской шкуре, ему переломаться вряд ли удастся. Я-то не ходил по ночам на улицу, мне вкус крови вообще неизвестен. Хотя уже был на грани, но повезло, луна убывала. Как только понял, что в полнолуние безумцем становлюсь, испугался, и тут же в подвал. Каждый месяц – туда, обратно, туда, обратно. Когда отпускало, подолгу валялся трупом, ничего не мог делать. А жена ведь осталась, по сути, одна совсем. Поддалась этому проклятому зову и успела пару раз прогуляться ночью. Ей понравилось. Вот как твоей Катерине. Посмотрю на Катю – и плакать хочется, до того знакомо. Может, мы неправильно с ними обращаемся, а? Прости. Ну и все, что я смог для нее сделать в благодарность, – отправить в Москву к нужным… специалистам.
