Люди устали. Утомилось начальство, замотались летчики, даже Особый отдел и тот умучился.
«Экспериментаторы», как нарочно, чувствовали себя в этой обстановке, будто козлы на капустной грядке. Многие в полку ощутили свои пределы, обучая «Воронов». А некоторые в эти пределы уткнулись носом. Пределы «экспериментаторов» упирались только в возможности машины, и они искренне желали делать свою работу идеально, не считаясь ни с чем. А уж не считаться ни с чем, включая мнение начальства, «экспериментаторы» умели. Если они хотели, как лучше, то могли выесть плешь командиру, убеждая его, что это лучше; если командир не верил, тогда они просто делали, как лучше – и хоть ты тресни.
В восьми случаях из десяти (а у Пейпера – в девяти) выходило и правда лучше. Тогда «экспериментаторов» ругали за самоуправство. Но уж когда выходило худо, тут с них драли семь шкур и иногда даже отковыривали лишние звездочки с погон. На этом полк растерял всех своих «экспериментаторов», за исключением неукротимой троицы, которая явно нацелилась не мытьем, так катаньем продержаться в «Программе Ворон» до победного конца.
Когда их подобрал Бобров, вопрос стоял уже о том, чтобы закрыть негодяям воздух намертво. Бобров сделал нехорошую вещь, некорректную, против всех неписаных правил. Он высчитал коэффициент трудового участия «экспериментаторов» в программе и доказал, что эти летчики в полку – из самых полезных. «Вот и целуйся с ними!» – рявкнул Козлов. «А вот и буду!» – вырвалось у Боброва. Козлов, недобро щурясь, спросил – понимает ли он, за кого собрался отвечать? Но Бобров уже уперся: отдайте их мне, будут как шелковые. Ну почти как шелковые… Что, если это «почти» встанет ему слишком дорого?.. Не встанет. А если да – сам виноват, плакать не буду… «Ну-ну…» – сказал Козлов.
Тогдашнее звено Боброва сильно расстроилось, узнав, что командир его бросает. Зачем? Ради чего? Это оказалось труднее всего – объяснить людям причину. Бобров не смог. Он сам не до конца понимал, какого черта полез отстаивать права ненормальной троицы. Просто увидел, что хорошим пилотам, очень полезным для программы, хотят закрыть воздух, – и вступился. Заслонил собой. Он еще в училище спасал от травли разных «не таких, как все». Может, потому, что сам был по жизни порядочной белой вороной.
В полку другое думали насчет того, что толкает Боброва к «экспериментаторам». Вслух ему этого никто не сказал, но все решили: он ухватился за шанс.
Капитан, которому не быть полковником.
* * *
Стас сидел в пилотском кресле, Бобров стоял у него за спиной, подсказывая. В мониторах прыгала земля, испещренная метками целей.
Бобров обмолвился, что «решает на дому нестандартные задачи», и Стас уговорил его показать что-нибудь. Задачи оказались действительно ого-го, Стас не представлял, как сейчас выкрутится.
– Я дома! – раздалось из прихожей.
– Леночка! – Бобров встрепенулся и поглядел на часы. – Слушай, будь другом, там осталось кое-что от обеда, разогрей нам, а?
– Roger that.
Бобров утробно рыкнул. Стас нажал «паузу» и оглянулся.
– Совершенно неуставная, – сказал Бобров заметно громче, чем надо. – А туда же, в небо рвется, зараза дерзкая и великолепная.
– Понял вас! – отозвался звонкий голос.
– О! – Бобров поднял указательный палец.
– Я Чуму видела, – донеслось уже из кухни.
– Кому Чума, а кому Игорь Иванович!
– Ой, да ладно… Он просил сказать: без тебя все плохо и ни хера не получается.
– Что за выражения!..
– Передано в точности!
Стас не удержался и прыснул.
– А где ты его видела? – как бы невзначай полюбопытствовал Бобров.
– У магазина, где еще…
– А что ты делала у магазина?
Послышались шаги, и в дверях появилась давешняя блондинка. Вблизи она оказалась совсем девчонкой. Но какой!
Стас поспешно выбрался из кресла и щелкнул каблуками.
– Здрасте, лейтенант Васильев, – небрежно бросила девушка. – Вольно, вольно… А у магазина я, дорогой папуля, задержалась, укладывая покупки в рюкзак. Ибо кое-кто все в доме слопал. И что там осталось от обеда, это курам на смех.
– Взяла бы машину… Кто опять гонял на одном колесе?!
– Да у тебя багажник – как у меня рюкзак!
– А задние сиденья на что? И не уходи от вопроса.
– Вот сам туда и запихивай, на задние сиденья, а потом вытаскивай!
Стас слушал перебранку и тихо млел. Этот спектакль не был спектаклем – просто родственники так общались.
Они оказались неуловимо похожи, отец и дочь. Девушка пошла лицом в маму, но интонации Лены и особенно моторика указывали на бобровскую кровь. «Ох, намучается кто-то», – подумал Стас и поймал себя на мысли, что сам готов мучиться хоть до скончания века. Лене было на вид шестнадцать-семнадцать, в этом возрасте все девчонки так или иначе привлекательны, но тут крылось нечто большее. Она могла вырасти роковой женщиной, если бы захотела.
– А знаешь, Лен, – сказал Бобров, – мне ведь завтра на службу. Давай ближе к ночи, когда трасса освободится, сгоняем в город. Напихаем полную машину еды.
– Тебе же надо выспаться.
– Я завтра не полечу. Так, общее руководство. Ну?
– Дашь порулить?
– Не туда. На обратном пути. По рукам?
– Affirmative!
– Накажу! – пообещал Бобров. – Нахваталась словечек из дурацких боевиков…
– Вы смотрели «Золотые крылья», лейтенант? – спросила Лена, оборачиваясь к Стасу и глядя на него так, что у лейтенанта едва свои крылья не выросли.
– А-а… Да-да, – промямлил кто-то, и Стас не сразу понял: это он сам.
– Твои «Крылья» – полная чушь, – отрезал Бобров.
– Совершенная, – поддакнул Стас.
– Не подлизывайтесь к папе, он этого не любит, – строгим голосом посоветовала Лена.
– А пойду-ка я на крылечке посижу, – сказал Бобров в сторону. – Пока там разогреется… Трубочку выкурю. Ты ведь не куришь, Стас? Это хорошо. Тогда помоги накрыть на стол.
И исчез.
– Лейтенант, за мной! – скомандовала девушка.
На кухне она ткнула пальцем в угол и тем же голосом скомандовала «сидеть там и не мешать тут». Стас не нашел сил возмутиться.
– Не надо ему курить, – буркнула Лена, подкручивая что-то на панели кухонного комбайна. Внутри агрегата шипело, журчало и булькало. – Но меня он не слушает. Вам уже доложили, что у папы со здоровьем проблемы?
– Не-ет…
– Все знают, и все молчат. Ждут, когда его спишут. Ждут не дождутся… – Лена повернулась к Стасу лицом, чуть прогнулась назад – под майкой обрисовалась молодая круглая грудь, Стас нервно моргнул.
