Медики набросились на больного так, будто от его спасения зависели их собственные жизни. Барро убрался в уголок, чтобы не мешать. «Скорая» развернулась на месте и, взревев сиреной, рванула вперед.
– Имя! – неожиданно сильно выкрикнул больной.
– Вот пристал с ножом к горлу! Элеонора-Мария Де Леон Кнехт, – сказал Барро. – Надеюсь, это поможет.
– Я вспомнил… – то ли простонал, то ли промычал Кнехт. – Понимаешь, я вспомнил! Роза затерла мне память… Улучила, наверное, момент, когда я расслабился… Но теперь я вспомнил… Это она перед смертью разрешила… Девочка… Наша… Моя… Как жаль, что ей придется умереть…
Ему надели маску.
Через несколько минут Барро сказал:
– Остановите. Мне здесь больше нечего делать.
Он вышел из машины, которая тут же унеслась прочь, и сразу увидел паб.
Естественно, лукового супа в меню не было.
Зато на одном из столиков лежали забытые кем-то темные очки. Вполне респектабельные.
* * *
С моря дул легкий бриз, и Мария Ландау плотнее запахнула пальто. Набережная была пуста. Набережная всегда оказывалась пуста, когда Марии хотелось побыть одной. Она любила свое одиночество, пестовала его, иногда просто упивалась им. Одиночество значило свободу и независимость. А когда тебе восемнадцать, и то, и другое стоит очень дорого.
Вдалеке показалась фигура мужчины. Он шел навстречу, и так же развевались полы его пальто, и ветер теребил длинные, до плеч, волосы, только не прямые, как у Марии, а немного вьющиеся. Девушке вдруг стало холодно, и сразу тепло, а потом снова холодно, и мир на миг подернулся дымкой, а потом заиграл красками ярче обычного во много крат… Наваждение длилось несколько секунд – и опять все было как всегда. Мария зябко обхватила себя руками и остановилась, выжидая. Что за чертовщина, подумала она. Нервы шалят? Не понимаю.
Мужчина приближался. Он был далеко не молод, но еще совсем не стар, и у него оказалось приятное лицо, только подпорченное застывшим выражением легкой насмешки. Пожалуй, если бы не эта гримаса, Мария смогла бы представить такого мужчину поблизости от себя, хотя и не совсем близко. Он был сильным и взрослым, не то что богатенькие недоросли, окружавшие Марию в университете. И он ни от кого не зависел. Еще несколько лет, и Мария тоже станет независимой. Но, конечно, не такой взрослой. Чтобы стать настолько взрослой, придется набрать чертову уйму опыта. И неприятного опыта будет куда больше, чем приятного, это уж к гадалке не ходи. Впрочем, если верить дяде Давиду, Мария сама отличная гадалка. Вечно Давид смеется – какая жалость, что Мария не торгует своим умением предсказывать… А она не хочет.
Мужчина подошел вплотную и остановился, бесстыдно разглядывая Марию все с той же гримасой насмешки. Мария в ответ присмотрелась и поняла: это не гримаса, а просто такое строение лица. Ну… Можно привыкнуть, если потребуется.
– Вы чертовски хороши собой, – заявил мужчина. – И совершенно не склонны к полноте.
– Интересный способ знакомиться, – сказала Мария. – Хотя, вы правы, я к полноте не склонна, чего нет, того нет.
– Габриель Барро, – представился мужчина. – Свободный художник.
– Мария Ландау. Богатая невеста.
– Вредная профессия! – рассмеялся Барро. – Давид сказал, вы здесь бродите в одиночестве, и я рискнул потревожить вас. У меня поручение деликатного свойства.
– Догадываюсь, – сказала Мария, сама не понимая, что имеет в виду. Но она и правда догадывалась – это человек из прошлого.
Барро молчал.
– Иногда дядя Давид находит людей, которые помнят моих родителей и могут рассказать о них. Обычно самую малость, но хоть что-то… Я называю таких визитеров «люди из прошлого». Надеюсь, это вас не оскорбит.
– Ах вот какое дело… – протянул Барро. – Ну естественно. Разумеется. Там же была катастрофа, тайфуном сдуло целый остров и, в общем, смыло в море кусочек человечества со всей памятью о нем. Тех, кто знал островитян-старожилов, найти трудно, и многого от них не добьешься… Как вы сказали, звали ваших родителей? Эгон и Роза?
– Эгон Эрвин и Роза-Мария Ландау… – пробормотала Мария в легком замешательстве. Пока еще этот человек не пугал ее, но сейчас она была готова испугаться. Ей не нравилось, как изучающе он на нее смотрит. Плевать, что он раздел ее взглядом, но нельзя же раздевать до самых костей, до оголенных нервов.
– Вам было пять лет, у вас была амнезия от долгого пребывания в холодной воде и общего шока, – продолжал Барро. – Амнезия не прошла, да и собственно, много ли помнит такая кроха?.. Хорошо, что Давид достал портреты Эгона и Розы. Это он молодец. А Роза была чертовски хороша собой. Только склонна к полноте. Вечно сидела на диете. «Ах, мальчики, не надо при мне про спагетти…»
Мария отступила на шаг. Ей хотелось убежать. И опять было холодно, очень холодно.
– Да и Эгон был видный мужчина, – сказал Барро. – Ранняя лысина даже шла ему. Он превратил свой недостаток в элемент стиля, а это, согласитесь, не каждому дано.
– Чего вам надо? – спросила Мария срывающимся голосом. – Зачем вы здесь?
– Говорю же, у меня поручение деликатного свойства. Видите ли, тринадцать лет назад вы потеряли это, – Барро поднял руку, между пальцами что-то блеснуло. – И я сейчас должен решить, отдать вам эту вещицу или…
«Чип», – хотела сказать Мария, но голос окончательно сел, и она только страдальчески всхлипнула. К глазам подступали слезы. Держась со всем возможным достоинством, Мария откашлялась и отступила еще на шаг. Потом еще. Это казалось правильным.
Барро не трогался с места.
– А что если я вызову охрану? – сказала Мария задумчиво. – Они заберут эту штуку, а вас отправят туда, откуда вы пришли.
– Вызывайте, – равнодушно ответил Барро. – Я человек деловой, работаю за деньги, жизнь моя бедна развлечениями. Тревожная кнопка у вас в правом кармане, жмите без церемоний, буду только рад. Давно не стрелял по движущимся целям.
– Вы наемный убийца?! – выдохнула Мария.
– А чего вы сразу так обрадовались?
– Кто? Я?!
– Ну да. Вы бы себя видели. Между прочим, в работе наемного убийцы романтики ни на грош, и люди в эту профессию идут скучные. Трезвый расчет, скрупулезность, дотошность на грани педантизма. Никогда они мне не нравились. И вам не понравятся, честное слово. Вот, к примеру, как вам Давид?
– Я очень люблю дядю Давида, – сообщила Мария надменно.
– И он вас тоже очень любит. Но согласитесь, он же невыносимо скучный человек.
– Ну… – Мария опустила глаза и принялась рассматривать узорчатые плиты набережной. Она их сама выбирала, дяде Давиду такое доверить нельзя. Если честно, все поместье было выстроено по ее проекту, Давид только кивал и соглашался. Повезло, что тетя Сара такая лапочка и принимает дизайнерский талант Марии как нечто само собой разумеющееся. Другая бы убила просто из ревности.
