– Сымай, сымай, – подтолкнула бабка.
Пожав плечами, Митька медленно стащил рубаху, прикидывая, как половчее удрать. А ловчее выходило – через сени к воротам, те как раз были распахнуты, видать, ждали косцов – Свекачиха, кроме девок, держала еще и небольшое хозяйство: коровы, козы, бычок.
– Ой, так и знал, так и знал – тощой-то какой! Ровно диавол! – Толстяк захохотал, манерно прикрыв рот ладонью.
– Да что ж тебе не угодить-то никак, Акулиша?! – не выдержав, плюнула бабка. – Смотри, отрок-то лицом пригож, глазки сереньки… волос и правда темен… но уж не так, чтобы очень.
– Черен, черен, – снова завыл толстяк.
Митька, быстренько натянув рубаху, на всякий случай сделал несколько шагов к двери.
– Словно диавол. Черт, черт, чистый чертушко. Ой, бабуля, что ж ты мне все чертей-то подсовываешь? Беленьких хочу, светлокожих, ласковых.
– Где ж я тебе их возьму? – Свекачиха задумчиво покачала головой.
А толстяк-то – содомит! – проняло наконец Митрия.
Привстав с лавки, содомит живенько подбежал к бабке и, встав на одно колено, молитвенно сложил пред собой руки:
– Найди, найди, бабуля! Приведешь – заплачу златом. У меня есть, ты не думай.
– Да вижу, что есть, – кивнула старуха. – Эвон, платье-то на тебе баское!
– Да уж, не дешевое! – Гость подбоченился и капризно надул губы. – Так приведешь?
– Приведу, приведу, куда от тебя деваться? Брысь, паря! – последнее слово относилось уже к Митьке, который, естественно, не заставил себя долго упрашивать, вмиг скатившись по крыльцу во двор.
– Что, не понравился? – ехидно осведомился околачивавшийся у ворот Онисим Жила.
– Не понравился… – Митрий бросил на него подозрительный взгляд. – А ты откуда знаешь?
– Да кто ж здесь Акулина не знает? – Онисим усмехнулся. – Акулин Блудливы Очи – известный содомит, слыхал?
– Слыхал… может быть, – Митька пожал плечами, силясь припомнить – слыхал ли? – А вообще кто это? Из бояр иль богатых купцов? Эвон, приодет как!
– Это Акулин-то боярин?! – расхохотался Жила. – Однодворец, живет себе в лесах. Ну, оброчники, чай, есть – но не так, чтобы много.
– Откуда ж тогда?
– Платье-то богатое? Да вот только что платье. Акулин любит пыль в глаза пустить.
– Интересно, откуда у него столько денег?
– Хм, – Онисим неожиданно показал Митьке кулак. – Откуда – не твоего ума дело. Ты здесь таковы вопросы не задавай!
– Да ладно, – Митрий махнул рукой. – Так просто спросил…
Выглянувший с крыльца Федька Блин жестом позвал Онисима. Тот побежал, а Митрий задумался, размышляя о богатом содомите Акулине Блудливы Очи. Однодворец, живет в лесах, видать, там и усадьба. Откуда богатство? Наверное, ограбил кого-нибудь… Так не шляются по лесам такие людишки, с которых на этакое платье срубить можно. Правильно сказал толстяк – не дешевое платье-то. На обоз напал? Силенок не хватит. А может, этот Акулин с разбойным народцем знается? С тем же Демьян Самсонычем с Кузьминского тракта. Вместе и делишки обделывают, сволочи, – отсюда и деньги. Митрий почесал за ухом: э, да ведь Акулиново богатство недавнее, будто только вчера куплено. Да и пошито на скорую руку – чуга явно маловата, портки морщинят, на поясе шов видать. Не притерлась еще одежонка, сидит коряво, словно с чужого плеча.
– Эй, парень, – от дальнейших размышлений отрока отвлек спустившийся с крыльца Онисим. – Подь.
Жила огляделся по сторонам, словно находился сейчас не на усадьбе бабки Свекачихи, а где-нибудь на многолюдной площади у соборной церкви. Огляделся, подождал, когда пройдут мимо дворовые девки с ведрами, потом шепнул:
– Отойдем.
Отошли за избу, на заднедворье, к овину.
– Вот что, паря, – Онисим заинтриговал, понизив голос, – выгодное дело для нас с тобой бабуся удумала. Хорошо заплатит.
– А чего делать-то?
– Парней подыскать, отроков. Только не всех подряд, а таких, белявых, пухленьких, ну, чуть помоложе тебя. И самое главное, чтоб ничьи были.
– Как это – «ничьи»? – удивился Митрий.
– Ну, вроде тебя, бродяжки.
– Где ж таких сыщешь, чтоб бродяжка – и пухленький? С голоду если только.
– Ну, неужто у тебя знакомцев нет, а? Ведь давненько уже в бегах, с весны почитай.
– Так а ты сам-то что? – мучительно соображая, как поступить, возразил Митька. – В нашей-то шатии…
– В нашей шатии все постарше тебя будут, – с ходу осадил Жила. – Не подойдут, тут и говорить нечего. Искать надо! Бабка сказала – к завтрашнему вечеру не найдем – на себя пеняйте.
– И что сделает?
– Выпорет! Федька Блин знаешь, как порет?! Шкуру запросто спустит. Да и сама бабка здорово кнутом управляется – всласть помахать любит, не одну уж девку…Ой… – Поняв, что сболтнул лишнего, Онисим прикусил язык.
Новое задание Митьке не понравилось, что еще за дела – отроков содомиту искать! Расставшись с Онисимом у Преображенской церкви, Митрий шустро побежал на Береговую доложиться Ивану.
Государев человек Иванко выслушал парня хмуро, вполуха. Видно, был чем-то озабочен, и Митрий догадывался чем. Сколько времени уже в Тихвине, а дело все не сдвинулось с мертвой точки: ну, узнали точно, что таможенного монаха Ефимия убили по приказу Платон Акимыча Узкоглазова, а вот связь последнего с московским гостем Акинфием Козинцем – поди-ка установи, попробуй! С Прошкой тоже как-то не получилось: по уму – его бы к Узкоглазову и приставить, а вон оно как вышло – приходится в монастыре держать, от того же Платон Акимыча прятать. Хорошо хоть о Паисии вовремя вызнал, вот еще б о новом таможеннике разузнать, Варсонофии. Что он за человек, этот чернец? Давно ли в обители, пользуется ли уважением у братии? Наверное, пользуется, таможенник – должность важная, кого попало на нее не поставят. Что же касается московского гостя… Неужели и впрямь ушел в Архангельск? Нет, не может быть, уж больно далеко, через Тихвин-то куда как ближе. Затаился где-нибудь неподалеку, выжидает, когда все уляжется.
Иван вдруг улыбнулся и подмигнул Митьке:
– А что бы ты, Димитрий, на месте московского купчишки сделал? Как бы узнал, что пришла пора обратно на посад сунуться?
Митрий пожал плечами:
– Наверное, поосторожничал бы. Для начала человечка верного послал – покрутиться, вызнать.
– Человечка верного – это ты прав, – согласился помощник дьяка. – Я тоже так мыслю. Ну, давай дальше думать. У Акинфия обозники – все из Москвы, здешних ходов-выходов знать не ведают, слепы, как котята, примерно так же, как я бы без тебя с Прошкой…
Митька зарделся от похвалы, опустил очи долу.
– Значит, какой смысл кого-нибудь из обозников посылать? – задумчиво продолжил Иванко. – Просто так – походить по торжищу, сплетен послушать? Оно, конечно, можно и так, коли больше послать некого…
