— Ты меня больше не любишь… — теперь Саймон не рычал, а шипел.
— Я тебя больше не люблю, — кивнул Мастер.
— Как же так? Я во всем тебя слушался. Все делал, как ты говорил.
— А потом ты меня предал. И всех нас.
— Нет!!! - взвизгнул Саймон. Он даже подпрыгнул от возмущения. Охотники начали перешептываться. Только что перед ними была тварь. А теперь просто сумасшедший человек. Смертельно опасный, но при этом такой жалкий… И тут Саймон сам утопил себя. Он стеклянным взглядом посмотрел себе под ноги, громко зашипел и, неловко вывернув шею, начал вертеться на месте, словно ища что-то. Потом обшарил разорванные карманы брюк.
— Она здесь! — сказал Мастер, доставая кляксу и демонстрируя ее Саймону.
— Отдай! — Саймон шагнул было вперед, но коридор угрожающе колыхнулся, и он отступил. — Отдай!
— Нет. — Мастер спрятал кляксу и снова упер руки в бока.
— Х-ха! — выдохнул Саймон. — Значит, ты меня действительно совсем не любишь.
— Не люблю, — улыбнулся Мастер.
— Да почему?
— Ты — это не ты.
Саймон задумался.
— Я — это я, — решил он наконец. — Это ты — не ты. Потому что настоящий ты меня любит. А ты ненастоящий.
— Я настоящий. И я тебя не люблю, понял?
Саймон задумался вновь. Он словно прислушивался к тому, что происходит у него внутри. Лицо его при этом оставалось совершенно мертвым.
— Не понимаю, — сказал он. — Сука ты! Ну и пусть. Зато вот она меня любила! И еще как! Больше, чем тебя! Понял?!
— Может быть, — снова улыбнулся Мастер.
— Я сидел и смотрел на нее. А она лежала молча и ждала, когда я ее раздену. Она меня хотела, понимаешь? Ох, как она меня хотела!
Коридор угрожающе загудел. Но Саймон не обратил на это ни малейшего внимания.
— Она лежала сми-и-ирненько… — чуть ли не пропел он. — Такие длинные стройные ножки… Такая чудесная шерстка между ними… Такие упругие круглые грудки… Ты же знаешь… Ты ведь знаешь, правда? А?!
— Знаю. — Мастер по-прежнему улыбался. Сладко-сладко.
— Я дал ей то, чего не мог дать ты, — сказал Саймон. — Ух, как я ее отодрал! А она сми-и-ирненько так лежала… Ты меня по-прежнему не любишь?
— Не-а.
— Так почему же ты не убьешь меня? — поинтересовался Саймон. — Что бы тебе еще такого рассказать?.. Как я кончал ей прямо в самую матку! Как я кончал ей в жопу! Ты никогда не драл ее в жопу? А ей это очень нравится! Ну, что ты стоишь? Иди сюда, давай! Один на один!
— Тебе так хочется? — спросил Мастер. Он все еще улыбался, но теперь одними губами. Несчастная тварь разозлила-таки его.
— Да! Очень! Раз ты меня больше не любишь, так убей меня! А я-то тебя так любил! Я о тебе заботился! Я ведь оставил ее тебе, правда? Других-то я всегда потом брал за шею… Знаешь, перед самым концом выходишь из нее, садишься ей на грудь — о-о! — и шею так двумя руками — хрусь! И кончаешь ей в рот…
Охотники в коридоре стояли, остолбенев. Лица у них были такие, будто их сейчас всех хором стошнит. Собаки озадаченно крутили головами.
— Значит, один на один… — протянул Мастер задумчиво.
— Коне-е-ечно! — пропел Саймон. — Ты просто должен это сделать! Обязан! Ты же считаешь, что я плохой! А ты-то у нас сказочный герой! Ты Мастер собак! Ты лучше всех, умнее всех, сильнее всех! И еще…
— И еще у меня есть кавказская овчарка, — закончил за него Мастер.
— Да-а! — снова подпрыгнул от радости Саймон. — Ты же самый хороший! Ты же такой хороший!
— Ну что ж… — И Мастер сотворил такое, что коридор заходил ходуном. Он сделал шаг навстречу Саймону и сбросил на снег куртку. Под ней почему-то не оказалось привычной для охотников наплечной кобуры. Мастер был без оружия.
— Давай! — крикнул Саймон, принимая стойку. По рукам у него по-прежнему текло, снег под ногами был весь в пятнах, но засевшая в Саймоне тварь плевать на это хотела.
Мастер одной рукой стянул через голову свитер, оставшись только в черной футболке. Саймон рванул на груди майку и швырнул клочья на снег.
— Давай! — повторил он.
Так же, как и свитер, Мастер одной рукой стянул футболку. Коридор просто штормило. Псы снова принялись рычать. Хунта и Батя сигналили людям: стой! Справа от Мастера Китаец задышал так, будто сейчас упадет в обморок. Абрам ухватил его под локоть.
Саймон проделал несколько красивых переходов, легко подпрыгнул и в развороте лягнул ногой воздух на высоте метра в два. Ветер демонстративно поднял карабин и прицелился Саймону в грудь. Батя показал Ветру мощный кулак.
Мастер шевельнул плечами, разминаясь. Он выглядел довольно внушительно, но видно было, что против Саймона ему не выстоять и двух минут. А против Саймона-твари — и минуты. Охотники не знали, что и подумать. Напряжение достигло предела. Собаки опять рвались с поводков.
Мастер сделал еще один шаг вперед. Вдалеке звонко и надрывно залаяла Карма. Собаки в коридоре подхватили ее крик.
— Ну же! — крикнул Саймон, вставая к стене вплотную и приглашающе разводя в стороны руки. — Ты! Самый лучший человек! Иди сюда, докажи, что ты мужчина!
И тут Китаец, который первым в коридоре увидел спину Мастера, захохотал. Трясясь и всхлипывая. Тонкий, неприятный, истеричный смех резанул по ушам людей и псов. Все глаза в коридоре невольно обратились к Китайцу. А он никак не мог успокоиться, потому что разглядел: сзади из-за пояса у Мастера торчит рукоятка пистолета.
Собаки и охотники на миг замолкли. И в наступившей тишине Мастер мягко сказал Саймону:
— Ты ошибаешься. Я и мужчина никудышный, и человек… плохой.
— Не-е-ет!!! - успел крикнуть Саймон.
Выстрел ударил хлестко, как бич. Отлетевшая гильза звякнула о пряжку на портупее Абрама. Голова Саймона с глухим шлепком ударилась о стену, и по грязно-желтой штукатурке во все стороны разлетелись красные брызги. Секунду Саймон еще стоял у стены, будто в причудливом остроконечном красном нимбе. Потом он судорожно шевельнул руками и боком опрокинулся на утоптанный снег.
Коридор безмолвствовал, глядя на Саймона и слушая, как хохочет Китаец, которого Абрам и Зигмунд под руки тащат в Школу. Тело Саймона под стеной извивалось в характерных для твари предсмертных корчах. Мастер спустил большим пальцем курок, сунул пистолет за пояс, нагнулся и поднял с земли футболку.
— Мне нужен лом, — сказал он в пространство. — И лопата. Еще дрова и бензина литров сорок. А лучше шестьдесят.
И коридор взорвался. Охотники разом спустили с поводков собак, тут же двинувшихся к умирающей твари, а сами бросились к Мастеру, едва успевшему поднять свитер и куртку, чтобы не затоптали. Его обступили со всех сторон. Ему что-то говорили в сорок голосов. Его обнимали, целовали и трепали по голове. Множество рук натянуло на него одежду. И зачем-то подняло в воздух.
