— Этот честнейший мужик, — сказал Игорь язвительно, — родному сыну Волкова дал установку пристрелить отца.
— И правильно. А кого еще из агентов Службы Волков к себе подпустит близко?
Игорь замолк, пораженный логикой Тима.
— Ты все еще не поверил до конца в то, насколько опасен Волков, — объяснил Тим. — Может быть, дело в том, что ты действительно в последние дни не смотрел новости.
— Да, — вздохнул Игорь. — Что-то во мне сопротивляется.
— А уж во мне-то… — неожиданно признался Тим. — Вот он умрет, и я останусь последним из могикан. Так хоть есть с кем парой слов перекинуться на одном языке. Какой-никакой, а свой. Тоже… выродок.
На тропинке раздались шаги.
— И чего тебе надобно, старче? — громко спросил Тим.
— Я соскучился, — послышался голос Волкова.
— Выпить принес?
— Разумеется.
— Старый ты дурень, — сказал Тим, и Игорь расслышал в его голосе целое море противоречивых интонаций. — Давай садись, будем квасить и плакаться друг другу в жилетку.
Волков с видимым трудом спустился в лодку и достал из кармана початую бутылку. В ярком лунном свете блеснула черная с золотом этикетка. В отличие от Тима, Волков предпочитал виски двенадцатилетней выдержки.
— Вот ты все смеешься, а я ведь действительно уже немолод, — вздохнул он. — И ни одна сволочь не хочет меня понять. Или хотя бы поверить. Тима, скажи, почему я всегда один?
— Потому что ты можешь ходить как тень. Потому что ты слышишь то, чего не слышат другие, — продекламировал Тим. — И самое обидное, что ты об этом не просил. Тебя заставили.
— Тима, — сказал Волков проникновенно. — Я тебя люблю. Будь здоров.
— Будь, — кивнул Тим, и два форсированных сенса чокнулись бутылками. Игорь выбрался на мостки, сунул руки в карманы, закурил и неспешно пошел к дому. Остаться рядом с Волковым он не мог просто физически — ему было противно.
— Знаешь, иногда мне страшно, Тима, — сказал Волков позади. — Мы ведь просто чудом успели. Еще месяц, ну максимум два, и Служба взяла бы под контроль все мировые финансовые потоки. А ведь это конец!
— Да заткнись ты, — сказал Тим лениво. — Дай мне послушать ночь.
Глава 21. Девятое июня, утро
— Ну, ты как? — спросил Игорь.
Вестгейт с трудом оторвал голову от подушки и приоткрыл один глаз. Выражение лица у него было страдальческое.
— Физически ничего, — пробормотал он. — А в душе…
— Да перестань ты. Если уж кто и виноват, так это я. Недоглядел.
— Какой он странный, — сказал Вестгейт. — Никак не могу привыкнуть к тому, что он такой…
— Привыкай, — улыбнулся Игорь. — Сын супермена — непростая должность. Придется мириться.
— Не знаю. — Вестгейт снова лег. — Я думал, что выясню здесь что-то, пойму… А по-моему, я окончательно запутался. Знаешь, не уверен я, что мне нужен такой отец. Нет, это, конечно, замечательно, что он есть, что мы так похожи. Но, понимаешь, он ведь ничего не может мне дать того, чего у меня нет. Он просто старый, усталый и, по-моему, не очень здоровый психически человек. А еще, знаешь, он такой ограниченный… Просто странно все это. А может, это не он?
Игорь опустил глаза. Все, кто соприкасался с Волковым, находились под его экстрасенсорным давлением. Они видели его таким, каким он сам хотел выглядеть. Безропотно принимали его точку зрения. Беспрекословно повиновались. И потом рассказывали, какой он замечательный.
Того же самого Волков пытался добиться от Игоря — пока не увидел, что это невозможно. А вот с Вестгейтом он, судя по всему, вел себя как нормальный человек. Это было немного странно. Но объяснимо. В Игоре Александре Вестгейте пожилой сенс увидел сына. А в Игоре Бойко почему-то нет. И точно таким же образом братья реагировали на отца. Вестгейт его признал, хотя и с оговорками. А у Игоря все началось именно с оговорок, а кончилось полным неприятием.
— Я оставлю тебе кляксу, — сказал Игорь и осторожно взял брата за руку. — Думаю, еще сутки, и она тебя полностью вылечит.
— Ты уезжаешь? — встрепенулся Вестгейт. — Куда?
— К Папе в Москву. Посредническая миссия.
— Но… Постой, а когда же мы увидимся теперь?
— Ты не беспокойся. Отдохнешь немного и приедешь ко мне.
— Как же… Дадут они…
— Дадут, — сказал Игорь твердо. — Запомни одно. Волков — твой страховой полис. И ты единственный, кто может этим полисом воспользоваться.
— Объясни, — потребовал Вестгейт, оживая на глазах.
Игорь поднялся и выглянул в окно. Волков и Тим стояли посреди двора, мирно беседуя. Вид у обоих был помятый. Каждый держал в руке бутылку пива.
— Любой обычный человек, не защищенный от чужой энергетики, оказавшись рядом с Волковым, теряет способность объективно смотреть на вещи. Все ему верят, все его любят, все перед ним преклоняются.
— А чего он твердит, что никто его не понимает?..
— Он имеет в виду, что никто его не понимает по доброй воле. Так вот, братишка. На тебя Волков почему-то не давит. Я думаю, от безбрежной отцовской любви. С тобой рядом он забывает о своих возможностях. Не ждет от тебя дурного, не экранируется, не подсматривает твой эмоциональный спектр. Мужик как мужик. Открытая система. Понял?
Вестгейт кивнул.
— Через пару часов к тебе зайдет один в высшей степени необычный человек. Он организует доставку. В крайнем случае вытащит тебя отсюда одного. Но хорошо бы…
— Все, — перебил его Вестгейт. — Дальше не надо. Я догадался. Разберемся. Придумаю что-нибудь. Слушай, брат, ты новости не смотрел?
— Боюсь, — честно сказал Игорь.
— Вот и не смотри.
— Очень плохо?
— Хуже некуда. Уже собирают международный трибунал.
Игорь повернулся к Вестгейту и внимательно посмотрел ему в глаза.
— На этом трибунале должны судить Волкова, — сказал он. — Признать невменяемым, «промыть» ему мозги с блокировкой энергетики, чтобы больше не шалил, и принудительно отправить в больницу.
— Я знаю, — кивнул Вестгейт. — Я все знаю.
— Будет жесточайший кризис всех мировых спецслужб. Может быть, заодно свалятся и два-три правительства. И баланс сил хоть отчасти восстановится, — продолжал Игорь. — Во всяком случае, с русскими опять начнут хотя бы разговаривать. Может быть…
— Да хватит меня уговаривать! Все, иди.
— До свидания, — сказал Игорь, пожимая слабую руку Вестгейта.