— Хочешь погладить? — предложил он.
Вестгейта передернуло. Он налил себе водки, выпил, поморщился и взял апельсин.
— Потом, — пообещал он. — Потом обязательно. Но очень потом.
— Никто не знает, кто она такая, — сказал Игорь, опуская кляксу на кресло. Клякса потерлась о его бедро и блаженно затихла. — И не узнает, потому что ее никто не любит. Даже племя, которое ей поклонялось, ее не любило. А вот я ее люблю. И однажды она мне расскажет.
— То есть тарелка прилетала? — не унимался Вестгейт.
— Да черт ее знает! Скорее всего известные нам аномальные явления — порождения самой Земли. Просто иногда мы входим в контакт с другими измерениями. И видим то, что нам в принципе видеть не положено. А еще мы постоянно создаем проблемы на свою задницу. Как в деле Ларина. Когда по Москве толпами ходили зомби, а проклятый Объект открывал для них все новые и новые двери в наш мир. И никто не догадался, что эти явления связаны между собой, понимаешь, вот в чем ужас! Только Ларин, и то ему понадобилось несколько лет! И никто ему не верил, пока Охотники не взяли Объект штурмом и все не кончилось само собой…
Вестгейт смотрел на Игоря по-прежнему недоверчиво.
— Тебе придется все это усвоить, — сказал Игорь. — Иначе Волк может подумать о тебе плохо.
— Сомневаюсь, — криво усмехнулся Вестгейт.
— Но он загружен такой информацией под самую пробку, учти! Он в ней варился сначала на Службе, а потом…
Вестгейт отмахнулся от Игоря как от назойливой мухи.
— Главное — чтобы я был, — заявил он. — А с тем, какой я, во что верю и что знаю, отец сам разберется. Поверь, он многого от меня не ждет. Я, по его понятиям, существо ущербное изначально. Я — инструмент… Домкрат я. И не более того. Но я очень хочу его видеть.
Игорь закусил губу: «Развозит братца».
— А в чем же заключается твоя работа следователя? — спросил Вестгейт. — Какие такие следственные действия ты проводишь?
— Да внешне самые рутинные. Свидетелей опрашиваю, еду на место разбираться, ищу следы…
— Свидетели — те еще психи небось…
Игорь хмыкнул, — «Сам ты псих».
— Привожу классическую статистику, — сказал он холодно. — Сорок лет назад в России провели опрос ста шести «контактеров». Здоровых личностей выявлено не было. Акцентуированных четыре. Шизофреников сорок пять, психопатов сорок два, органические поражения центральной нервной у восьми, интеллектуальная недостаточность у пяти, циклотимиков двое.
— Ну и…
— Вот в том-то и дело. Проверка, которую вел Спецотдел, показала, что настоящими «контактерами» из этих ста шести оказались два шизофреника и один дебил. Понял? Не тимики, не акцентуированные, не пограничные какие-нибудь, а самые настоящие ядреные, кондовые шизики! И дебил! Действительно столкнулись с чем-то, чему нет названия! Для них это были инопланетяне. А для нас… Трудно сказать.
— И ты с этой братией общаешься? — спросил Вестгейт с искренним состраданием в голосе.
— Вот поэтому я не психолог, — кивнул Игорь. — Потому что меня не должно отвлекать профессиональное мнение. Моя единственная профессия — искать Неведомое. И находить, — он бросил взгляд в сторону кляксы. Та, казалось, спала.
— А почему она у тебя э-э… живет? — спросил Вестгейт, опасливо косясь на кляксу.
— Не знаю, — бросил Игорь небрежно. — Я же тебе говорю: любовь.
— Ох… — Вестгейт потер руками глаза. — Н-да. Ну что, работать будем?
— Будем-то мы будем, — сказал Игорь медленно, будто взвешивая каждое слово. — Но не мешало бы для начала прояснить ситуацию.
Вестгейт деревянно выпрямился. За долю секунды лицо его обрело уже знакомое Игорю выражение — контроль, спокойствие, доброжелательность, искренность. Но теперь Игорь знал, что настоящий в этой гамме только контроль. А остальное — видимость. Атрибут нейролингвистического программирования.
— Мы теперь напарники, пусть и временно, — объяснил Игорь. — Дело, которое нам подсунули, касается нас лично. И я хотел бы с тобой утрясти один вопросик…
— Мотивы, — кивнул Вестгейт. Вкрадчиво так, с пониманием.
— Вот именно. У меня их нет вообще. Может, потом еще появятся. А пока что мне это дело просто неприятно. К сожалению, отвертеться я не смог…
Вестгейт снисходительно рассмеялся. — Да у тебя вагон мотивов, — сказал он ласково, тоном умудренного опытом старшего брата.
Игорь помотал головой. «Попробую быть честным. Кто это сказал, что честность — лучшая политика? Не помню».
— Я всего лишь плачу долги. Службе, разумеется, не Волкову. Конечно, начальство пытается повернуть это дело так, будто оно задевает меня лично. Мягкие голоса, доверительный тон… Знаем, проходили. А я просто не мог отказаться. Потому что меня одной рукой гладят по шерстке, а другой взяли за глотку. Они еще сами не понимают, как плотно меня прижали…
Вестгейт внимательно рассматривал лицо брата. «Похоже, клюнул, — подумал Игорь. — Будет, будет у него потом тет-а-тет с Дядей. И все он Дяде расскажет. А мне только этого и надо».
— Ну хорошо, — сказал Вестгейт. — А чего ты от меня хочешь? Я тебе в принципе самое главное успел сказать. Мотивы-то мои совсем простые. Образ отца в моем сознании очень сильно мифологизирован. И я хотел бы этот миф либо развеять, либо… — Он развел руками.
— А зачем?
Вестгейт вытаращился на Игоря как на полного идиота.
— А тебе не тяжело жить в неизвестности? — спросил он.
— А мне информации хватает. Тебе по «Программе Детей» дали файл?
— Ой, не стоит об этом, ладно? — попросил Вестгейт и сделал такое лицо, будто Игорь завел речь о чем-то совершенно несерьезном.
— Ха! — Игорь радостно всплеснул руками. — Еще один параноик!
— Что-о?! - Вестгейт воинственно упер руки в бока.
— Я — офицер Службы, — сказал Игорь жестко. — И я полностью отдаю себе отчет в том, что Служба из себя представляет. Она больна до мозга костей. Она больше ни во что на свете не верит. Даже в документальные свидетельства и элементарную логику.
Вестгейт изобразил на лице улыбку глубокого соболезнования.
— Да ты пойми, Служба не хочет понять, что Волк — мутант! — рявкнул Игорь. — Не понимает этого и пытается договориться с ним так, как будто он все еще человеческое существо! Но достаточно просто сравнить! Взять манеру поведения Костенко и Ларина и сравнить с тем, как вел себя Волков! Когда мутант осознает себя, он что? Он меняется! У него кардинально ломается система ценностей! Как мы с ним договоримся? О чем? Да плевал он на наши проблемы… И на нас с тобой плевал! И поверь мне, братец, если он всего лишь плюнет — считай, что нам очень повезло…
