Правые и левые указательные и средние пальцы, плотно сжатые, ударили вервольфа под глазные яблоки и с хрустом вошли куда-то глубоко, на всю длину. Вервольф застыл, как громом пораженный. Вывалившись из орбит, его глаза повисли на сухожилиях, таращась на человека в немом изумлении. И из-под них на Тима потоком хлынуло что-то черное с розовым.
Как огнем, кровь вервольфа опалила Тима и неожиданно вызвала к жизни его пси. Огненный энергетический столб, вырвавшийся из груди чудовища, уперся своим основанием прямо в сердце человека.
Заорав от отвращения дурным голосом, Тим стряхнул с себя окоченевшего зверя, вырвал руки из его морды, вскочил на ноги, схватил топор и принялся, не глядя, рубить, рубить, рубить на части неподатливое твердое мохнатое тело. Тим что-то безумным голосом кричал и молотил тупым лезвием вверх-вниз, вверх-вниз, пока силы не оставили его.
Правая рука судорожно цеплялась за топор и не желала его отпускать. Рукавом левой Тим вытирал кровь с лица. А ноги его будто сами пошли и вынесли Тима за поворот.
Больше всего это было похоже на информационный компьютерный центр. Белые стены, белые столы, белые же системные блоки и клавиатуры. Десяток мониторов переливался огнями, что-то пищало, гудели вентиляторы. Здесь сосредоточилось управление. А где-то за стеной пела высокими голосами машинерия. Генераторы.
Тим бездумно шагал вперед, пока не уперся взглядом в чьи-то ноги в блестящих лаком дорогих башмаках. Одна нога слегка притопывала. Точно в такт пульсирующей в голове Тима музыке.
— Ну вот ты и пришел, — сказал ласковый незнакомый голос.
Тим оттер-таки лицо, поднял взгляд и уставился в ярко-карие глаза Черта.
Научный руководитель Проекта Александр Михайлович Хананов оказался красивым мужиком восточного типа с густой вьющейся черной шевелюрой, аккуратно подстриженными усами и хитрющей улыбкой.
В том, что перед ним очень мощный сенс, у Тима не было сомнений. Но оценить, чего Хананов стоит в деле, Тим адекватно не мог. Остатки его пси растворились в диком припадке ярости, когда он рубил на части вервольфа. Оставалось тупо смотреть неповоротливыми глазами и ворочать непослушным языком.
— Я все хотел спросить, — пробормотал Тим. — Вы же научный руководитель. Вам нужно координировать разработку системы, ученых держать на коротком поводке. На хрена вы тут сидите, в генераторной?
— Больше не буду, — сказал Черт еще более ласково. — Теперь это твое место, — он хлопнул ладонью по подлокотнику дорогого кожаного черного кресла. — Теперь главный будешь ты.
— И что? — тупо спросил Тим.
— А это тебе решать, — улыбнулся Черт. — Ты же всегда отвергал земное общество. На твой взгляд, оно слишком несправедливо устроено. Так вот и поправь его, вылечи. Сделай таким, какое придется тебе по вкусу. Начни пока с Советского Союза. Через несколько лет к твоим услугам будет весь мир.
— А вы? — пробормотал Тим. Что-то с ним происходило. Он катастрофически терял волю и способность критически мыслить. Хананов каким-то образом давил на него, подчиняя себе.
— В переустройстве мира я не могу тебе помочь, — сказал Черт. — Потому что лучше тебя не справится никто. Только ты один на всей планете достаточно мудр и милосерден для того, чтобы сделать всех счастливыми и никого при этом не унизить, не сломать, не погубить.
— Почему? — прошептал Тим.
— Потому что никого так не унижали, не ломали, не губили, как тебя. Потому что ты сумел перешагнуть через это и остаться человеком. Потому что твое имя — Стальное Сердце.
— За что… — проговорил Тим еле слышно.
— Это я назвал тебя так, — улыбнулся Черт. — Сто раз дураки всякие хотели дать тебе имя попроще, но я не позволил. Это имя много лет преследовало тебя. Чтобы ты всегда помнил, кто ты на самом деле. Это имя и нравилось тебе, и раздражало тебя. И в итоге как раз оно удержало тебя от того, чтобы рухнуть в пучину злобы. Ведь на самом деле твое сердце не ожесточилось. Ты был бесконечно добрым, таким ты и остался. Ты — лучший. Поверь мне, я знаю это…
Слегка пошатываясь, Тим стоял перед Ханановым и пытался его не слушать. Но хорошо поставленный бархатный голос заползал в уши.
— …и ты это заслужил, — говорил Черт. — Ты единственный из Детей, кто остался человеком. Ты единственный из людей, кто реально может изменить мир. Я ничто без тебя. Проект без тебя — бессмыслица, просто научный эксперимент. Займи это место, возьми в свои руки верховную справедливость. Вылечи этот мир. Спаси этих людей от безумия, от ненависти, от тяги к саморазрушению…
Потупившись, Тим делал вид, что внимает соблазнительной проповеди Хананова, а глаза его шарили по полу. И вдруг увидели то, чего не заметили с самого начала. Пол в зале был покрыт тончайшей металлической сетью, к которой ноги Тима словно прилипли. И почти незаметная проволочка, не толще волоса, поднималась по ножке кресла, куда-то Хананову за спину.
«Он сосет из меня энергию, — догадался Тим. — Подавляет мою волю, чтобы я с ним во всем соглашался. И впечатывает в мое сознание факт того, что я согласен. Через несколько минут я упаду без сил. А когда очнусь, то буду действительно верить во все, что услышал. И стану таким же… психопатом. Что это за контур на полу? Как он работает? Как мне ноги-то от него отодрать? А ведь Хананов боится меня! Значит, я еще могу вырваться. Но как?»
— Дай им то, что сочтешь нужным, и спаси их, — вещал Черт. — Построй здесь коммунизм, просвещенный абсолютизм, да хоть диктатуру — что бы ты ни решил, твой выбор будет правильным. Потому что никто так, как ты, не чувствует несправедливость. Никто так, как ты, не гуманен, не этичен, не понимает, что такое совесть и честь…
Яростно роясь внутри себя, Тим собирал остатки воли. Он прощупал сознание так, как сканировал бы ауру. И в правую руку, все еще держащую топор, Тим слил без разбору всю свою неприязнь к Проекту, высшей школе, некачественной водке, КПСС, наркотикам, КГБ, отцу, Ленину, Сталину, Гитлеру, «черным экстрасенсам», большевикам, сатанистам, фашистам и конкретно к господину Хананову, неосмотрительно выбравшему себе прозвище Черт.
И ему сразу же стало легче дышать. А рука перехватила топор плотнее.
— Ты наберешь и обучишь столько операторов, сколько тебе понадобится, — говорил Черт. — Те, которых ты сегодня забраковал, это шлак, отработанный материал. Они быстро износились, потому что в них не было истинной веры и глубокого чувства. Их приходилось заставлять. А ты позовешь тех, которые будут работать не за страх, а за совесть. И…
— Так меня зовут Стальное Сердце? — вдруг спросил Тим, поднимая голову и заглядывая Хананову прямо в глаза.
— Нет, — помотал головой Черт. — Это имя исчерпало себя, оно тебе больше не нужно. Ты уже осознал, кто ты есть на самом деле. И если ты не против, я позволю себе последнюю вольность в отношении тебя. Все-таки я в каком-то смысле твой крестный отец.
