Настена и сама бы сейчас не отказалась оказаться в Калядине. Быстренько выслушать мамины причитания, да и рухнуть в родную, тепленькую постель. Но только как до дому добираться глубокой ночью? Автобусы, разумеется, уже не ходят, на такси страшно. Да и денег возьмут кучу. Совсем получится глупо: копить деньги на блестящее будущее, а потратить – на позорное возвращение туда, откуда сбежала.
– Нет уж, Зоинька, – твердо сказала Настя. – Мы с тобой так просто не сдадимся.
И потащила сестричку на платформу, где уже лязгал, грохотал пассажирский до Москвы.
Искать проводницу с лицом подобрее времени не было – поезд останавливался всего на две минуты.
– Возьмете до Москвы? – кинулась Настя к первой, кто отворил дверь.
Ну и мадам! Лет, наверно, пятьдесят, а накрашена в два раза ярче, чем девятиклассница на школьной дискотеке. Железнодорожная форма на пышной фигуре чуть не лопается, юбка коротенькая.
«Такая зайцев только мужского пола берет», – тоскливо подумала Настена.
А в следующем вагоне – увидела девочка – вход караулит бабулька, типаж точь-в-точь, как та карга, что выносила им мозг в автобусе. Та уж точно прицепится: «Почему ночью? Где ваша мама?!»
И репродуктор уже равнодушно возвестил:
– Поезд номер сто сорок восемь до Москвы отправляется с третьей платформы.
Настя жалобно взглянула на ярко размалеванную дамочку, затараторила:
– Нас куда угодно пристройте, хоть в коридор, хоть в туалет. И деньги есть, мы заплатим!
Зоинька тоже не растерялась, бросилась сестре на подмогу, завела умоляюще:
– Пожалуйста, возьмите нас! Мы вам, если хотите, всю дорогу петь будем!
– Канареек только мне не хватало! – буркнула женщина. Однако подножку откинула, велела: – Ладно, полезайте.
И отвела – не в коридор, не в туалет – в отдельное купе. Даже пообещала:
– Как тронемся, чаю принесу. И белье.
До чего в поезде хорошо оказалось! Прямо дом: светло, тепло, мягкие полки.
Но порадоваться, что закончилась полоса невезенья, Настя не успела. Зоя сообщила:
– У меня горлышко болит.
– О-о, только не это! – простонала старшая сестра.
Зойка – ребенок специфический. Похрипеть пару дней, да поправиться не умеет. Если уж болеет, то обязательно высоченная температура на неделю и антибиотики. А взять с собой аптечку Настя, конечно, не догадалась.
Она пощупала лоб малышки – горячий.
«Ох, и зачем я ее только с собой взяла!» – в бессильном отчаянии подумала Настенька.
– Мне х-холод-дно, – жалобно пропищала Зоя.
На нижней полке лежал полосатый матрас, малышка забралась под него. Но все равно продолжала дрожать. Попросила:
– У-ккрой меня ч-чем-нибудь еще…
В тот момент, когда Настя наваливала сверху все, какие имелись в купе, одеяла, вошла проводница. Зычным голосом спросила:
– Что тут происходит?!
И взгляд – суровейший, подозрительный. Настина тщательно заготовленная легенда – мол, едем в Москву к маме, а билетов в кассе не было – замерла на губах.
Девочка пролепетала:
– Да вот сестренка простудилась…
«Сейчас «Скорую» вызовет. И ссадит. А, ну и ладно. Может, оно к лучшему».
Однако проводница на помощь звать не спешила. Склонилась к Зоиньке, потрепала ее по щеке, укоризненно сказала:
– Эй, птичка певчая! Ты ж меня обещала развлекать всю дорогу!
Зоя завертелась, попыталась сбросить чужую руку. Жалобно прошептала:
– Я хочу домой…
– Та-ак, – задумчиво протянула женщина. Перевела взгляд на старшую сестру, строго спросила: – Сбежали?
Настя неопределенно дернула плечом. Пока молчала, но, в принципе, уже готова была признаться. И город назвать, где живут, и адрес, и мамин телефон. Лишь бы только побыстрее домой попасть.
Но ярко накрашенная тетка против ожидания спросила совсем другое:
– В Москве есть где жить?
Подмигнула девочке, прежде суровое лицо расслабилось, губы расплылись в ухмылке:
– Можно подумать, я сама из дома не бегала! Тоже смоталась в пятнадцать лет. И прямиком в столицу. Все кругом вопили: «Погибнешь! Пропадешь! Перемелет тебя большой город! Однако ничего: выплыла. И не пожалела ни разу, что никогда больше отца не видела, зверя. И мамку – алкоголичку.
Настя благоразумно молчала. Зоя, наконец, согрелась – и мгновенно уснула. Дышала со свистом, тяжело.
Проводница задумчиво молвила:
– Но вот сестричка больная тебе совсем некстати. Что ж делать-то с ней? Аспирин детям, я читала, нельзя, всякие колдрексы тоже. Детских лекарств у нас в аптечке нету. Водкой, что ли, ее растереть?
– Ой, лучше не трогайте! – взмолилась Настя. И легко соврала: – У нее часто бывает – выспится и просыпается совсем здоровой!
– Чтоб такая температурища спустилась, сутки надо спать, – со знанием дела заявила проводница. – А до Москвы три часа осталось. И дождь идет, на улице холодина. Только и остается вам: в ментовку сдаваться. Ну или «Скорую» к поезду вызывать. Сестру твою в инфекционку отправят. А тебя – в детприемник.
– Ой, не хочу! – испугалась Настя.
Женщина взглянула испытующе:
– Да понимаю я, что не хочешь. Может, мне к себе вас пустить, ненадолго? Чтоб девочка оклемалась? Я удобно живу, совсем рядом с вокзалом.
– Но вы же нас не знаете совсем! – пролепетала Кузовлева-старшая.
– Сразу, что ли, не видно: не убийцы, не воровки, – хмыкнула проводница. – Да ты не волнуйся, я своего тоже не упущу! Чтоб за постой рассчитаться, в квартире убраться заставлю. У меня там пылищи гора. Работаю ж сутками, на хозяйстве спину некогда гнуть. Ну чего, красавица? По рукам?
И протянула мощную лапищу – пальцы узловатые, лак на ногтях облез.
Насте совсем не хотелось ехать к ней в дом. Но что оставалось делать? Зойке как минимум два дня нужно в постели лежать.
* * *
Имя у их спасительницы оказалось редкое: Аглая Харитоньевна. Настя тут же шепнула младшей сестричке: «Агли
[6]
. Ей очень подходит».
Зоинька – не зря у них мама учитель английского – поняла. Улыбнулась. Но – послушная девочка – когда обращалась к женщине, старательно выговаривала сложнейшее для ее семи лет словосочетание. А проводница – нет бы пожалеть ребенка! – звать себя просто «тетей» не предлагала.
Ей («Как всем проводницам», – мрачно думала Настя) вообще очень нравилось командовать.
Когда поезд сбавил ход, подъезжая к Москве, Аглая строго велела:
