Он сжимает мне руку, и во мне растет глубокая уверенность: какая бы ни ждала нас впереди западня или засада, как бы ни пришлось нам рисковать, все будет хорошо. Мы все снова будем вместе.
Наша девочка скоро вернется домой.
50
На следующее утро мы все шестеро, Игги, Газзи, Надж, Клык, Дилан и я, встали ни свет ни заря. Нас ожидает первая спасательная операция за… За сколько месяцев? Три? Четыре? Ни фига себе! Давненько мы никого не спасали. С тех пор как Джеб украл нас из Школы, никогда нам так долго не жилось в тишине и покое.
Незначительный факт нашей отлучки в Калифорнию и возможного расставания навеки с ненаглядными детьми-птицами до сведения учителей школы имени Ньютона мы решили не доносить. В конце концов, никогда еще взрослые не контролировали нашу жизнь. С чего бы мы сейчас вдруг стали грузить их подобными мелочами?
— Так-так, — бормочу я себе под нос, заталкивая в рюкзак пакеты вяленого мяса. — Провизию — положила, шмотки — положила. Взрывчатка — тут. — Запасы Газзи и Игги вполне могут представлять реальную угрозу любой небольшой стране. — Карта? Карта на месте. — Я проверила, куда засунула отпечатанный листок с картой, присланной Мазином Нурахмедом. Засада там или нет, после разберемся.
На полу передо мной лежат шесть рюкзаков, для каждого из нас. Обычно я и Тоталу маленький тючок собираю. Но в этот раз я уговорила его отпустить нас одних и отправиться к Акеле. Жаль будет оставить ее вдовой, коли операция наша провалится с треском.
— Готова? — Клык, глядя на меня, закидывает поклажу на спину. В его взгляде столько тепла и чувства, сколько я от него ни за что бы не ожидала.
— Ага. Вперед и с песнями! — Я подмигнула улыбающимся Надж и Газзи. Жизнь возвращается в прежнее нормальное русло, и мы все одинаково возбуждены предстоящей миссией. Да здравствуют добрые старые времена!
Правда, дело не только в этом. Главное — у нас появилась надежда спасти Ангела. Хотя — вдруг это ловушка и они просто-напросто взяли нас на живца? Вдруг, даже если мы ее отыщем, они ее уже так изувечили, что нам и в страшном сне не приснится. В руках белохалатников с маленькой семилетней девчушкой всякое может случиться.
Я тяжело вздохнула, и руки у меня задрожали, с трудом справляясь с молнией на моем рюкзаке. «Прекрати паниковать прежде времени. Она жива», — убеждаю я себя.
— Все в порядке, — произносит у меня за спиной знакомый голос. Дилан. — Не бойся, мы ее разыщем.
Оборачиваюсь к нему, в упор глядя в его прямое, искреннее лицо. B горле встает ком, и мне страшно хочется ему поверить, прижаться к нему и крепко-крепко обнять. Но за нами уже стоит Клык. И поэтому я только киваю. Я знаю, Дилан все понял.
Закрепляю рюкзак на спине так, чтоб не мешал в полете, пересчитываю стаю и бросаю через плечо мимолетный взгляд на Клыка.
— Все готовы? — спрашивает он ребят.
— Готовы! — хором кричит стая. Мы разбегаемся и — Клык впереди, все за ним — взмываем в яркое голубое небо.
Ангел! Потерпи немножко. Мы идем на помощь.
51
Это было начало конца. Но не такого конца, какого ожидала Ангел.
Когда она проснулась, легкие ее разрывались от боли. В ослепших глазах что-то мелькает, в сознании встает картинка огромного вздувшегося огненного шара. Шар тут же взрывается, и она кричит в ужасе.
Апокалипсис. Хаос, огонь, запах серы. Треск, грохот, завывания, скрежет. Разбушевавшаяся природа требует у людей назад Землю. Ей привиделся апокалипсис. Ничто другое не повергает ее в такой панический ужас.
«Но так не должно быть, — думает Ангел. — Это неправильно. Когда наступит конец, я должна быть вместе с Макс. Вместе со стаей».
Когда настанет время умирать, мы должны умереть вместе.
Вздохнув, она глотнула горячий, резко пахнущий дым и поняла, что она по-прежнему в лаборатории, по-прежнему привязана к операционному столу, что ее руки и ноги по-прежнему распластаны на нем, как крылья засушенной бабочки. Сознание затопило воспоминание о шуршащем звуке падающих на пол перьев, и на мгновение безумие ее видения померкло перед этой душераздирающей картинкой. Она горько заплакала и потеряла сознание.
Придя в себя, Ангел закашлялась. Ей не хватает воздуха, а из-под двери в комнату ползет удушающий дым.
Она совершенно одна, но снаружи до нее доносятся приглушенные голоса и лихорадочное шарканье торопливых шагов.
— Пора. Настало время! — кричит там какая-то женщина. — Начинается! Предсказание сбывается!
Где-то начинает завывать сирена, и в тонком заунывном вое тонут звуки хаоса, овладевшего миром за запертой дверью. Потом дверь в лабораторию распахивается. Какие-то люди принимаются хлопать дверьми шкафов, шуршать бумагами и греметь стальными инструментами.
На нее они не обращают никакого внимания.
— Помогите! — хрипит Ангел. — Доктор Мартинез, на помощь!
— Забирайте все! — командует чей-то незнакомый Ангелу голос. — План Девяносто Девять Процентов приведен в действие.
Впервые после операции Ангел в состоянии различить какое-то движение, но у нее нет времени подумать о том, возвращается ли к ней зрение. Главное сейчас — выжить, сосредоточиться и понять, кто находится в комнате и что они делают. Она яростно извивается на столе, пытаясь сообразить, как можно вырваться из привязывающих ее ремней. Мгновенные проблески света тонут в заполняющем комнату дыму.
— Помогите! — слабо вскрикнула она снова и снова зашлась в приступе кашля.
Но ей никто не ответил. Вой сирены заглушает все голоса и звук удаляющихся прочь шагов. От удушливого дыма она больше не может дышать.
Нет! Ее мозг восстает против неизбежного. Нет! Я не хочу умирать. Не хочу погибать в полном одиночестве и темноте. Разве напрасно я прошла огонь, воду и медные трубы?
Откуда только взялись у нее силы? И, хотя каждый мускул, каждая кость ее тела разрываются от боли, она отчаянно сражается с ремнями.
— Как вы можете бросить меня здесь! — вопит она в ярости во весь голос. — Я же человек! Вы слышите меня? Я человек! Мне больно!
Она рыдает и бьется на столе, а ремни только глубже врезаются ей в руки и ноги. И, как бы она ни сопротивлялась, теперь ей ничто не поможет.
Легкие заполнены дымом, а мозг сотрясает рев сирены.
«Конец», — обреченно думает Ангел. На нее надвигаются огромные волны, и в ее медленно угасающем сознании проносится последняя мысль: «Все-таки правы были эти психи. Это конец».
Книга третья
Конец
52
— Сколько нам еще лететь? — запыхавшись, спрашивает Газзи. Он поймал поток воздуха, забирает влево и подлетает вплотную ко мне. На лице у него отражается полная сумятица чувств: усталость, напряжение, нетерпение и такая решимость, какой я за ним прежде не наблюдала.
