– Ну, Артасир, садись и рассказывай, – властным тоном приказала Статира, указав евнуху на низкий табурет в изножье своего кресла, на которое уселась сама.
– Что рассказывать, о божественная? – пролепетал слегка запыхавшийся Артасир, не смея сесть.
– Тайну Атоссы, – нетерпеливо уточнила Статира.
– Но… – начал было евнух, переминаясь с ноги на ногу.
– Иначе я не смогу тебя защитить, – Статира угрожающе сузила свои красивые глаза под длинными ресницами.
– О, я несчастный! – запричитал Артасир, схватившись за голову. – Как мне уцелеть меж двух пантер? О боги, помогите мне!
– Боги тебе не помогут, – безжалостным голосом произнесла Статира, – тебе могу помочь лишь я. И только если ты поведаешь мне тайну Атоссы. Смелее же, Артасир. Мы здесь одни.
– О госпожа, ты ведь не обманываешь меня, – мямлил евнух, став на четвереньки и подползая к Статире с явным намерением облобызать ей туфли. – Я хочу сказать, что от меня живого больше пользы. Пусть я стар, зато умудрен жизнью, знаю многие лечебные снадобья и заклинания от сглаза…
Артасир подполз к сидевшей в кресле Статире и принялся покрывать поцелуями ее ноги, начав с туфель и постепенно подымаясь к коленям молодой женщины, скрытым длинным платьем.
Статира наблюдала за Артасиром с презрительной полуусмешкой на устах и с холодной неприязнью в глазах. Ей всегда нравилось раболепство, а уж раболепство Артасира было приятно ей вдвойне.
Статира не заметила, как из-за дверной занавески у нее за спиной бесшумно выскользнула Атута с небольшим блюдом фруктов в руках. Поставив блюдо прямо на пол, Атута метнулась к Статире и, схватив ее за волосы, запрокинула ее голову назад и крепко зажала пальцами ее нос.
И тут Артасир с силой ударил Статиру кулаком в живот, чтобы сбить дыхание, затем схватил ее за руки и всем телом навалился на ее ноги.
Задыхаясь, Статира широко открыла рот.
В тот же миг Атута сунула ей в горло крупную сливу.
От страха у Статиры глаза едва не вылезли из орбит. Она забилась, задергалась, пытаясь вырваться. Слива в дыхательном горле душила ее, от удушья сжимался мозг и сердце, но Статира все еще сопротивлялась убийству, билась в конвульсиях с удвоенной силой. Атута и Артасир вдвоем едва могли удержать сильную женщину, полную жизни и не желавшую умирать.
Наконец тело Статиры в кресле обмякло, руки повисли как плети.
Артасир, взмокший от пота, поднял на Атуту испуганные глаза, вопрошая взглядом: не пора ли спасаться бегством?
Атута сделала небрежный кивок головой: «Можешь убираться!» Евнух на негнущихся ногах попятился от бездыханной Статиры, нечаянно опрокинув табурет и едва не свалившись на пол. Глаза его блуждали как у помешанного, из широко открытого рта с шумом вырывалось сиплое дыхание. У него был вид человека, чудом избежавшего смертельной опасности.
Оставшись одна, Атута уложила Статиру на пол возле опрокинутого кресла, рядом рассыпала сливы, яблоки и алычу, тут же бросила перевернутое серебряное блюдо.
Перед тем как уйти, Атута приложилась ухом к груди Статиры: еще раз удостоверилась, что та мертва.
Пармиса переполошила истошными криками весь гарем, когда вошла в покои Статиры и обнаружила ее бездыханное тело.
Гобрия в Вавилоне не было, он ненадолго уехал в Сузы. Поэтому обстоятельства смерти Статиры расследовал дворецкий. Извлеченная из горла Статиры слива убедила всех, будто дочь Гобрия задохнулась, подавившись непрожеванным плодом.
– То ли она неудачно запрокинула голову, когда ела сливы, то ли ловила подброшенную сливу ртом, и та проскочила ей прямо в горло, перекрыв дыхательную трахею, – рассказывал дворецкий вернувшемуся из Суз Гобрию. – Она даже не смогла позвать никого на помощь – и задохнулась.
Тело Статиры было забальзамировано и отправлено в Пасаргады, где и было погребено в царской усыпальнице.
Глава шестая
Скунха
Из скифских степей персидское войско вернулось с победой. Дарий привез в Вавилон плененного царя саков-тиграхауда.
Несмотря на царящее вокруг веселье, Дария снедала тоска. Смерть Статиры была воспринята им как высшая несправедливость, как кара богов. Только потеряв любимую женщину, Дарий смог осознать, как много она для него значила, как ему будет ее не хватать.
Атосса все видела и все понимала. Желая хоть как-то отвлечь супруга от печальных дум, она попросила рассказать, каким образом ему удалось победить непокорных саков.
Был вечер.
Супруги прогуливались во внутреннем дворике, обсаженном пальмами.
В душном безветрии подкрадывающейся летней ночи было разлито некое торжественное безмолвие, изредка нарушаемое перекличкой стражи на дворцовых стенах и башнях.
Дарий поведал Атоссе про коварного Ширака, про долгий путь через степи и по пустыне, про тяжелейшую битву с саками на безводной полынной равнине…
– Сколько буду жить, столько буду помнить эту битву; – Дарий глубоко вздохнул. – Мне доводилось сражаться со многими народами, но более храбрых воинов, чем саки, я не встречал, клянусь Ахурамаздой. Я также не видел более умелых наездников, нежели скифы. И более метких стрелков из лука я тоже не видел.
Атосса спросила, как погиб преданный им евнух Багапат.
– Багапат пал от скифской стрелы, – ответил Дарий. – Для евнуха это очень мужественная смерть. Я распорядился похоронить его со всеми почестями. Вот только вряд ли кто-нибудь будет совершать поминальные возлияния на могиле Багапата, затерянной в степях вдали от троп и дорог.
– Как же тебе удалось взять в плен Скунху? – вновь спросила Атосса.
– Во время битвы на меня напал молодой сак и чуть не ранил копьем, – охотно стал рассказывать Дарий. – Я сбил храбреца с коня, а мои телохранители взяли его в плен, по золотой пекторали
[101]
у него на груди распознав, что это знатный воин. Оказалось, тот скиф был не просто знатен, но являлся сыном самого Скунхи.
Когда битва прекратилась, Скунха стал предлагать мне выкуп за сына. Я согласился вернуть ему сына в обмен на безусловную покорность саков-тиграхауда персидскому царю. Скунху же такие условия не устроили, он отважился на новую битву, в которой сам угодил в плен, когда под ним убили коня. Это Ариасп захватил Скунху, – горделиво добавил Дарий. – Я горжусь своим братом!
– И что же было дальше? – поинтересовалась Атосса.
– Сакам пришлось покориться. Я поставил царем над саками-тиграхауда сына Скунхи, а самого Скунху взял в заложники. Так мне будет спокойнее. Вряд ли его сын станет разорять набегами мои земли, зная, что Скунха у меня в руках. Сыновняя почтительность у скифов необычайно развита.
