Однако в Вавилоне были и те, что желали возрождения Вавилонского царства. Этим людям казалось, что время для этого самое подходящее, ибо персидский царь Дарий увяз в подавлении мятежей по всей стране.
Как всегда, Статира отправила к отцу своего доверенного евнуха с просьбой выдать ей тридцать сиклей серебра, якобы на благовония и наряды. Евнух принес деньги, но вместе с тем заявил своей госпоже, что денег больше нет и впредь она не сможет на них рассчитывать.
– Это почему еще? – недовольно спросила Статира. – Неужто из-за козней Атоссы?
– О госпожа, – зашептал евнух, – прошел слух, что в городе Сиппаре объявился самозванец, выдающий себя за сына последнего вавилонского царя. Твой отец намерен увеличить войско за счет наемников и выступить в поход на Сиппар. Когда я пришел к нему за деньгами, он как раз отдавал распоряжения военачальникам. Чует мое сердце, госпожа, скоро начнется война.
– Хватит ныть! – прикрикнула на евнуха Статира. – Убирайся!
Неприступная твердыня дворца, обнесенного стеной с мощными башнями, многочисленная стража у всех входов и выходов, то почтение, с каким обращались к Гобрию даже самые знатные вавилоняне, создавали у Статиры впечатление незыблемости персидского владычества в Вавилоне. Какой еще там выискался сын царя Набонида? Или вавилонянам мало примера печальной участи Нидинту-Бела!
«Мой отец, как и Дарий, разобьет любого самозванца», – сказала себе Статира и успокоилась.
Ее больше занимали предстоящие через три-четыре месяца роды Атоссы. Поэтому Статира без промедления вручила Илтани задаток, пообещав заплатить и остальное, коли у Атоссы случится выкидыш.
Интриганка сообщила Статире, что у нее есть такое зелье, отведав которого, Атосса либо лишится рассудка, либо больше не сможет иметь детей.
Мстительную Статиру устраивал любой исход.
Тем временем Гобрий, собрав войско, выступил к Сиппару. В Вавилоне был оставлен военачальник Гадат, которому строго-настрого было приказано держать все городские ворота на запоре.
Статира ждала вестей от Илтани, но дни проходили за днями, а девица все не появлялась в ее покоях.
Как-то за обедом Пармиса поведала Статире, будто бы Атосса сокрушается, что пропала служанка, которая ухаживала за ее волосами. Стража и слуги обыскали весь дворец, но девушку, племянницу садовника, так и не нашли.
– Эту служанку случаем звали не Илтани? – встревожилась Статира.
– Не знаю, – Пармиса пожала плечами. – Знаю лишь, что она приходилась племянницей главному садоводу Манну-икабу.
Статира стремительно поднялась из-за стола, сказав, что неважно себя чувствует, и удалилась к себе в опочивальню.
Мысль о том, что Илтани обманула ее и скрылась вместе с деньгами, не давала Статире покоя. Первым ее желанием было пожаловаться отцу и уговорить его разыскать беглянку, благо у Гобрия всюду были соглядатаи. Однако она вспомнила, что отец с войском покинул Вавилон, и пришла в отчаяние. Если Илтани удалось выбраться из Вавилона, разыскать ее будет гораздо труднее.
На другой день рано утром случилось событие, переполошившее весь дворец. Рабы-землекопы, рыхлившие землю вокруг фиговых деревьев в дворцовом парке, выкопали отрубленную женскую голову. Подоспевший на их крики Манну-икабу, наблюдавший за работами, сразу опознал голову своей племянницы. Перекопав земляные ямы на всех террасах с деревьями, рабы обнаружили прочие останки расчлененного женского тела. Никаких сомнений больше не оставалось – то была несчастная Илтани. Возникал один-единственный вопрос: чьих рук это дело?
Гадат начал было проводить дознание, опросив дворцовую стражу, слуг и евнухов, желая узнать подробнее, с кем Илтани была дружна и с кем она ссорилась. Но весть о поражении Гобрия под Сиппаром помешала Гадату довести расследование до конца. Вскоре в Вавилоне объявился и сам Гобрий с остатками разбитого войска.
Гобрий был зол, и прежде всего на вавилонян, которые предали его в решительный момент, перейдя на сторону самозванца. Наемники разбежались, и Гобрий остался лишь с персами, которые числом в несколько раз уступали мятежникам.
Статира заставила старшего евнуха, надзиравшего за женской половиной дворца, провести ее в отцовские покои. Евнух повиновался лишь потому, что опасался козней Статиры.
У Гобрия как раз собрался военный совет, поэтому евнух, прекрасно знавший все дворцовые переходы, провел Статиру так, что ее не заметили ни слуги, ни телохранители Гобрия. Статира очутилась в узкой полутемной комнате, где имелось слуховое оконце и глазок в стене для скрытого наблюдения.
– Нужно дождаться окончания военного совета, – прошептал евнух.
Статира жестом ответила, что все понимает и не возражает.
Припав ухом к отверстию в стене, Статира стала невольной соучастницей того, что происходило в кабинете Гобрия.
А происходила там довольно бурная сцена.
Гобрий изливал свою злость Гадату и тем из знатных персов, которые не участвовали в походе на Сиппар. Статира впервые видела отца в такой ярости.
– Эти гнусные пожиратели фиников уверяли меня, кстати в твоем присутствии, Гадат, что за самозванцем никто не пойдет, а на деле все вышло иначе, – не сдерживая себя, кричал Гобрий. – Эти мерзавцы клялись мне в преданности, но лишь дело дошло до сражения с мятежниками, как вся эта свора клятвопреступников обратила копья против моих воинов. О, истинную цену подлости и лицемерию можно познать только здесь и только среди вавилонян! Когда-то Синаххериб
[88]
сровнял Вавилон с землей, превратив его в болото. И правильно сделал, клянусь демонами ада!
– Кто же такой этот новый самозванец? – поинтересовался Гадат. – Как его имя и откуда он взялся?
– Его зовут Араха, сын Халдиты, – ответил Гобрий, немного понизив голос. – По одним слухам, он армянин, который привел из Армении своих соплеменников, чтобы возмутить вавилонян и тем самым оказать поддержку воюющим с персами армянам. По другим слухам, этот Араха – из местных халдеев, он занимался разведением лошадей. Во всяком случае, в Сиппаре его хорошо знают. Из тамошних жителей Араха составил отряд неплохой конницы.
– Как же тебе удалось вырваться, Гобрий? – спросил кто-то из помощников Гадата.
– Только чудом. – Гобрий тяжело вздохнул. – Когда у нас кончились стрелы и сломались копья, пришлось полдня сражаться мечами и кинжалами. Но мы не стояли на месте, а все время пробивались вперед. Можно сказать, шли по телам убитых врагов. Потом еще ночь помогла…
– Что станем делать? – сказал Гадат. – Араха неминуемо двинется сюда, а в Вавилоне неспокойно. Здесь определенно найдется немало сторонников Арахи.
– В этом я уверен, – промолвил Гобрий. – Скажу больше, пол-Вавилона ждут не дождутся прихода Арахи и нашей гибели в стенах этого дворца. Но мы не станем усугублять собственное положение и сегодня же отправимся из Вавилона в Сузы.
