– Твой Клаус слабак и ничтожество! – презрительно фыркнул Людвиг, завладев рукой Анны. – Я одним плевком с ног его сшибу! Ха-ха! Ты мне тоже приглянулась, красотка. У меня и колбасища между ног помощнее, чем у Клауса. Останешься довольна, милашка, когда я всажу свою дубину меж твоих белых ляжек! А о деньгах договоримся, я не жадный. – Хохотнув, Людвиг стал мять жадными руками бедра и ягодицы Анны, прижимая ее к себе.
– О, мальчик, такая вольность деньжат стоит! – игриво воскликнула Анна, отстраняясь от разошедшегося подростка. – Мы обо всем условились. Ступай же по своим делам! Я не хочу, чтобы твой отец разгневался на тебя.
Людвиг нехотя зашагал дальше по переулку, покачиваясь с боку на бок, как медведь. Его короткий бордовый плащ висел на нем немного неряшливо, круглая красная шапочка с пером съехала ему на затылок. Людвиг то и дело оборачивался на Анну, покуда не исчез за углом.
«Мерзкий увалень! – сердито думала Анна, двинувшись по переулку в другую сторону. – Такой же грубый и тупой, как и его скряга-отец!»
Погруженная в свои невеселые мысли Анна едва не угодила под ведро помоев, вылившееся сверху из окна третьего этажа. Она успела в последний момент отскочить в сторону, больно ударившись спиной и локтем о каменную стену, сложенную из темных гранитных блоков. Таких высоких домов, как в Риге, стоящих так близко один к другому, превращая улицы в подобие узких мрачных ущелий, Анна не видела нигде на Руси.
О том, что Клаус сведущ во врачевании, знали многие в округе от того же Гюнтера и его супруги. Соседи Гюнтера, ближние и дальние, стали обращаться к Клаусу за врачебной помощью. Кто-то страдал от зубной боли, кому-то надо было вправить вывихнутую руку, кому-то требовалось лекарство от расстройства желудка… Клаус стал ходить по домам в своем и соседнем квартале, применяя на практике свои врачебные знания и умения. Плату за свои услуги Клаус брал небольшую. Он теперь почти не появлялся в оружейной мастерской, занимаясь лечением хворых и покалеченных соседей. Откладывать деньги про запас у Клауса никак не получалось, так как дядя Гюнтер стал с него требовать плату за жилье в своем доме.
Анне удалось выманить у Людвига несколько серебряных монет, являя тому свою наготу у себя в комнате в отсутствие Клауса. По лицу туповатого отрока было видно, что ему доставляет удовольствие ласкать прелести Анны руками, однако в душе он лелеет более смелые желания… На большее Анна не соглашалась, дорожа своей девственностью и чувствами, какие питал к ней Клаус.
Как-то раз Улла под большим секретом сообщила Анне, что ей улыбнулось счастье.
«Один мой воздыхатель, который тоже родом из Феллина, устроился оруженосцем у знатного рыцаря, – сказала Улла. – Зовут его Гуго. Он хоть и сын конюха, но такой красавчик! Когда-то я была без ума от него! Гуго зовет меня с собой. Его сеньор намерен вступить в войско тевтонских рыцарей, которые собираются этим летом воевать с польским королем. Скоро я сбегу от прощелыги Гюнтера!»
Слухи о назревающей войне между Тевтонским орденом и Польшей ходили по Риге давно. Местные обыватели знали, что вместе с весенними теплыми ветрами в рижскую гавань приходят корабли из Кенигсберга с черными крестами на белых парусах. На эти суда грузятся все желающие встать под тевтонские знамена; вербовщики наемников предлагают неплохие деньги за участие в этой войне на стороне Ордена.
Кто-то из вербовщиков предложил Клаусу записаться лекарем в один из отрядов крестоносцев, на днях отплывающий в Пруссию. После некоторого раздумья Клаус согласился с этим предложением, соблазнившись щедрой платой, часть которой выдавалась вперед на дорожные расходы.
Анна без колебаний одобрила намерение Клауса покинуть Ригу, чтобы попытать счастья в Пруссии.
В тот день, когда Клаус и Анна попрощались с дядей Гюнтером и Магдалиной, на лицах последних сияли искренние улыбки.
– Коль разбогатеешь, племянник, милости прошу в гости, – сказал дядя Гюнтер, похлопав Клауса по плечу. – Ну, а ежели останешься нищим, то даже не появляйся у меня! Сам видишь, у меня своих ртов хватает!
– Берегите себя, дети мои! – промолвила Магдалина, поочередно обняв Клауса и Анну. – Я помолюсь за вас Деве Марии и святому Николаю.
Уже удаляющуюся по улице Анну догнал крепыш Людвиг и схватил ее за руку.
– Когда ты вернешься? – спросил он, заглядывая Анне в глаза.
– Скорее всего, никогда! – ответила Анна, вырвав руку. – Прощай, соколик!
– Возвращайся! – чуть не плача, воскликнул Людвиг. – Я буду ждать тебя! Все деньги, какие я скоплю, будут твои. Ты нужна мне!
– Вырасти сначала! – Анна оттолкнула Людвига, который не отставал от нее. – Отстань! Пусти же меня!
Людвиг замер на месте посреди улицы, стесненной каменными громадами домов, укрытых красной черепицей.
Анна догнала Клауса, который вышагивал по мостовой широко, как журавль, неся на плече мешок с их дорожными вещами. Он улыбнулся Анне, сверкнув белыми зубами. И засвистел задорную песенку, которую услышал когда-то в детстве у бродячих менестрелей.
* * *
Корабль, на котором Клаусу и Анне предстояло отплыть в Пруссию, был очень велик. У него было две мачты и высокие надстройки на носу и корме. Такие суда местные жители называли коггами. Всего в Пруссию должно было отправиться восемь кораблей, на их мачтах развевались длинные белые флаги с черными орлами – эмблемой Тевтонского ордена.
Гуляя с Клаусом по набережной, заваленной тюками и бочками, Анна глядела, как по широким сходням на суда заводят рыцарских коней, как слуги тащат связки коротких копий, колчаны, полные стрел, несут сундуки своих знатных господ. Анну удивляло, что среди наемников было немало молодых женщин, которые тоже собирались в дальний путь по морю.
– Почему среди воинов так много женщин? – спросила Анна у Клауса.
– Это жены и сестры крестоносцев, – ответил Клаус. – Дело в том, что тевтонские рыцари в случае победы над поляками обещают расселить всех желающих в Померании, на землях, отнятых у польского короля. В Померании жизнь наверняка поспокойнее, чем в Ливонии. Вот многие наемники и соблазнились посулами тевтонцев.
В ожидании попутного ветра тевтонские корабли стояли у причала еще два дня.
Клаус и Анна ночевали на судне на нижней палубе, а днем непременно сходили на берег, чтобы отдохнуть от духоты и скученности. На нижней палубе все спали вповалку, мужчины и женщины. Если ночью кто-то испражнялся, то здесь же в специальные медные сосуды, приземистые и широкогорлые, с двумя ручками.
Знатные рыцари и их слуги размещались в надстройках на носу и корме, либо под верхней палубой, в небольших каморках в кормовой части судна. В отличие от простых наемников, часто безоружных, все рыцари были хорошо вооружены и облачены в длинные белые плащи с черными крестами.
Анна обратила внимание, что рыцари, даже немолодые, все были безбородые и длинноволосые. Как пояснил ей Клаус, ношение бороды есть признак язычества, искоренение которого главная цель крестоносцев, а длинная шевелюра есть символ монашества и аскетизма, ведь крестоносцы дают обет в храме перед алтарем служить Господу мечом и молитвой.
