Книга Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы, страница 18. Автор книги Виктор Поротников

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы»

Cтраница 18

Это заседание открыл митрополит Алексей, произнесший длинную речь, в которой он призвал Дмитрия и Михаила Александровича, позабыв обиды, сплотить свои силы для противодействия Орде, которая слабеет год от года. Со слов митрополита выходило, что русским князьям нужно воспользоваться ордынской «замятней» и, не тратя сил на междоусобицы, постараться сбросить ненавистное татарское иго.

Поддерживая митрополита, Дмитрий тоже высказался за то, чтобы прекратить всяческие усобицы, поскольку рознь между русскими князьями на руку литовцам и Орде.

Выслушав владыку Алексея и князя Дмитрия, Михаил Александрович заметил, мол, он вообще-то приехал в Москву, чтобы урядиться миром со своими родичами, кои не желают видеть его на тверском столе.

— Кабы не помощь из Москвы, — молвил Михаил Александрович, — то родичи мои не осмелились бы подняться на меня и моих сторонников, не вынудили бы меня уехать за подмогой в Литву.

Здесь же, на совете, присутствовал и Еремей Константинович, который вскочил со своего места, не дав договорить Михаилу Александровичу.

— Ты первым начал точить нож на дядю своего Василия Михайловича, злыдень! — выкрикнул князь Еремей. — Твои люди укрепили валами и стенами городок Старицу на волжском плесе вблизи от Твери. Понятно, с какой целью сие было сделано! Ты собирался из Старицы внезапно нагрянуть в Тверь, дабы изгнать оттуда своего дядю. И Вертязин ты тоже прибрал к рукам, негодяй!..

— Вертязин мне достался по завещанию твоего брата, — вскипел Михаил Александрович, обратив свой рассерженный взор на Еремея Константиновича. — Когда ты оспорил завещание своего покойного брата, то нас с тобой рассудил тверской епископ, отдавший мне право на владение Вертязином. Праведный суд епископа не устроил ни тебя, ни нашего дядю, поэтому вы оба помчались в Москву, где неправедным судом митрополита сумели добиться права на Вертязинский удел. — Михаил Александрович криво усмехнулся. — Хорошо творить неправедные дела, сидя на митрополичьей кафедре. Хорошо обвинять и судить всех неугодных князей, занимая великокняжеский владимирский стол.

Сказанное Михаилом Александровичем было встречено одобрительным гулом его боярской свиты. Сюда приехали те из тверских бояр, которые особенно сильно пострадали от бесчинств людей Василия Михайловича и Еремея Константиновича. Они обвиняли в алчности и различных злодеяниях не столько родичей Михаила Александровича, сколько их московских покровителей.

«Московский князь желает видеть Тверь слабой и покорной, поэтому он и сталкивает лбами наших князей! — возмущались тверские вельможи. — А митрополит помогает в этом князю Дмитрию, вмешиваясь во внутренние дела тверичей. Очевидно, что князь Дмитрий хочет подмять под себя всю Русь! Дмитрию мало того, что вся ордынская дань оседает у него в казне, ему нужна также безусловная покорность всех соседних великих и удельных князей!»

Не молчали и московские бояре, заявлявшие, что Михаил Александрович захватил тверской стол самоуправно, а не по отчине и не по дедине. По старинному родовому укладу преимущественное право владеть Тверью остается у Василия Михайловича, родного дяди Михаила Александровича. Если уж говорить о справедливости, то пусть Михаил Александрович владеет Вертязином, но уступит Тверь своему дяде.

Не соглашаясь с этими доводами московских вельмож, Михаил Александрович сказал им, что ныне мало кто соблюдает старинный родовой уклад, по которому брат наследует брату и у дяди есть преимущество перед племянником. В Смоленске, Рязани, Пронске и в других уделах княжеские столы передаются не от брата к брату, а от отца к сыну. Это же случилось и в Москве, ведь князь Дмитрий унаследовал трон от своего родителя Ивана Красного.

Московские бояре чуть ли не хором стали возражать Михаилу Александровичу, говоря ему, что по роковому стечению обстоятельств родные братья Ивана Красного умерли от чумы еще задолго до кончины его самого. Потому-то сын Ивана Красного и сел на московский стол, так как за ним осталось старшинство в роду Ивана Калиты.

— А каково тверским князьям мириться с тем, что Калитин род взял главенство над Русью не по родовому старшинству, но по милости ордынских ханов? — задал вопрос Михаил Александрович. — Что на это скажете, умники московские?

Это был самый больной вопрос и самая неразрешимая проблема во взаимоотношениях между Москвой и Тверью.

Поскольку ни Дмитрий, ни его советники не смогли сразу и внятно дать ответ Михаилу Александровичу, слово опять взял митрополит Алексей.

Седобородый владыка заговорил о том, что как бы ни был плох для тверичан Иван Калита, однако при нем Русь почти тридцать лет наслаждалась покоем. Татарские баскаки не тревожили русские земли своими набегами. При Симеоне Гордом тверичане были избавлены от уплаты ордынской дани. Симеон Гордый выговорил в Орде такое послабление для Твери, взяв в жены тверскую княжну Марию Александровну. Иван Красный сильно враждовал с Рязанью. Он мог бы разорить Рязанское княжество дотла, но не опустился до низкой и безжалостной мести, понимая, что Рязань есть щит от степных набегов для всей Руси.

— Такие благотворные плоды приносит решительность, согласуемая с трезвой умеренностью и милосердием; все это просматривается в делах и поступках московских князей, начиная с Ивана Калиты, — молвил митрополит Алексей, обращаясь к тверскому князю и его боярам. — Великому князю нельзя в своих действиях опираться токмо на старинный родовой обычай. Одной рукой ему приходится держать древнее родовое право, а другой рукой — правду, суть которой заключается в силе, потесняющей, когда надо, и закон. — Помолчав и задумчиво пошевелив лохматыми бровями, владыка Алексей назидательно добавил: — Все Мономашичи одинаково знатны: хоть тверские, хоть суздальские, хоть московские. Все они ростки одного славного рода, начало которому положил Всеволод Большое Гнездо.

Глава пятнадцатая. Разлад

Переговоры с тверским посольством длились не один день, все это время спорам и взаимным обвинениям не виделось конца. Московские и тверские бояре, в запале теряя чувство меры, порой начинали сыпать оскорблениями и вставать на дыбы друг перед другом. Тяжких обид у тверичей было гораздо больше, чем у московлян. Спор о выморочном Вертязинском уделе и о правах на тверской стол как-то незаметно перетекал в свирепую перебранку между тверичами и московлянами, которые под спудом гнева и раздражения начинали ворошить далекое прошлое, извлекая на свет неприглядные делишки давно умерших князей. В конце концов все зашло в неразрешимый тупик. Ни одна из сторон ни в чем не хотела уступать.

И тогда тысяцкий Василий Вельяминов предложил князю Дмитрию пленить Михаила Александровича и всю его свиту. «Дело сие, конечно, подлое, — признал тысяцкий, — зато весьма полезное для Москвы. В Твери опять вокняжится дружественный нам Василий Михайлович. Ольгерд же лишится ценного союзника».

Многие из советников Дмитрия согласились с Василием Вельяминовым. На этом фоне голоса тех бояр, кто выступил против подлого замысла тысяцкого, прозвучали разрозненно и несмело.

Дмитрий взял время на раздумье. Ему хотелось услышать мнение своих друзей. С некоторых пор Дмитрий стал совещаться по разным важным вопросам не только с боярской думой, но и со своими друзьями, называя их «младшим советом» или «молодшей дружиной».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация