Вскоре совет закончился, военачальники стали расходиться по своим палаткам.
Рядом со мной остановился Цинна. Окинув меня внимательным взглядом, Цинна не промолвил ни слова и удалился. Через несколько минут ко мне подошел молодой слуга Цинны и сказал, что ему велено отстоять на посту вместо меня. Слуга добавил также, что Цинна ожидает меня в своем шатре.
Этот поступок Цинны растрогал меня едва ли не до слез. Я был поражен чуткостью и состраданием Цинны. В его шатре мне был предложен более вкусный ужин и чаша доброго вина. На этот раз долгой беседы у меня с Цинной не получилось. Я уснул как убитый. Цинна не стал меня будить и после возвращения его слуги из караула. На утреннее построение я прибежал из шатра Цинны, успев перед этим еще хлебнуть вина для бодрости.
Столица винделиков была обнесена прочной, довольно высокой стеной. Основание этой стены на высоту человеческого роста было сложено из больших камней. Выше стена была возведена из бревен, уложенных в виде клетей, плотно пригнанных друг к другу. Как мне сказали знающие люди, внутрь этих клетей были насыпаны камни вперемежку с песком. Сверху на бревенчатые клети были настелены толстые доски. На этом настиле разместились галльские воины, укрытые с внешней стороны дубовым частоколом.
Римские когорты пошли на приступ крепостной стены Камбодунума ранним утром, используя длинные лестницы. Сколачиванием этих лестниц почти всю ночь занимались фабры, так в римском войске назывались саперы.
Несмотря на храброе сопротивление галлов, римляне ворвались в Камбодунум с первого же штурма. На городских улицах стычек почти не было, так как галльские мужчины дружно бежали из города через другие ворота, обращенные на север, в сторону Альп.
Меня удивило, что галлы так поспешно укрылись в горах, бросив в городе своих женщин и детей.
– Это обычная уловка галлов, – с презрительной усмешкой сказал мне Тит Пулион. – Сейчас жены галлов начнут спаивать наших легионеров вином, станут бесстыдно обнажать свои груди и бедра. И это все для того, чтобы наше войско задержалось в этом городе, перепилось и утратило бдительность. Ночью галлы вернутся сюда, дабы перерезать пьяных римлян.
Сказанное Титом Пулионом в точности подтвердилось. Галльские женщины действительно вели себя бесстыдно, завлекая римских воинов в свои каменные жилища, крытые соломой. Там уже наготове стояли бочки с пивом и кувшины с вином.
Однако легат Цицерон и другие римские военачальники не поддались на хитрость галлов. Разрушив большой участок городской стены, римляне оставили Камбодунум. Путь десятого легиона лежал к лесистым отрогам Альпийских гор, где затаилось мятежное галльское войско.
Легат Цицерон хотел взять другой город винделиков – Бригантий. Поскольку в Камбодунуме римляне не обнаружили никаких богатств, значит, галльская знать укрыла свои сокровища в Бригантии, так полагал Квинт Цицерон.
Совершив один дневной переход, римское войско разбило стан в живописной долине, окрашенной желто-багровым разноцветьем листвы осеннего леса. Рядом вздымались склоны горной гряды с голыми бирюзово-бурыми вершинами из кремня и порфира.
Вечером, сидя у костра, я слушал воспоминания Авла Сикула, которому довелось воевать со здешними галлами еще девять лет тому назад. Тогда римляне не без труда покорили винделиков и ретов, но сильнее всего воины Цезаря намучились с салассами и ликаттиями, которые отличались неимоверной жестокостью.
– При взятии какой-нибудь римской колонии салассы имели привычку вырезать поголовно все мужское население, а женщин они обращали в рабство, – рассказывал Авл Сикул. – Впрочем, беременных женщин, имеющих во чреве плод мужского пола, салассы тоже убивали.
– Как же варвары определяли пол еще не родившихся младенцев? – спросил я.
– Удивительно, но знахари и колдуны салассов безошибочно могут указать пол еще не родившегося плода на любом месяце беременности женщины, – ответил Авл Сикул.
Кто-то из легионеров попросил Авла Сикула рассказать про золотые копи салассов, в недрах которых будто бы работали карлики, поскольку в тех подземельях были очень низкие своды. Декан повел об этом рассказ, но был вынужден умолкнуть на полуслове.
Темный лес, стоявший стеной вокруг римского стана, вдруг наполнился мелькающими среди деревьев огнями. Во мраке леса раздались жуткие завывания и хриплые вопли, словно там бесновалась стая неведомых чудовищ.
От страха у меня волосы зашевелились на голове. Растерянность и страх появились на лицах и у других легионеров. Только одноглазый Авл Сикул выглядел невозмутимым. На наши испуганные вопросы декан отвечал, что это галлы пытаются наслать на римлян злобных духов, которые, по их поверьям, обитают в горных пещерах.
…Широкая просека была подернута холодной туманной дымкой; крупные капли росы блестели на траве и кустах жимолости. Было безветренно и тихо. Здесь, на высоте, лиственный лес сменился сосновым бором.
Римские когорты двигались в гору по просеке, выстроившись боевыми колоннами и следуя одна за другой. Впереди всех была когорта Цинны, а в голове ее находился манипул Тита Пулиона. Центурия, в которой пребывал я, образовывала вместе со второй центурией единый монолитный строй.
На вершине горы оказался обширный луг, покрытый сочной травой. Расступившийся по сторонам лес еще хранил прохладу и сумрак только-только истаявшей ночи. Волшебную тишь этого прекрасного горного уголка нарушала лишь тяжелая поступь легионеров, обутых в грубые калиги, сплетенные из кожаных ремешков сапоги.
Внезапно откуда-то из-за деревьев вылетела оперенная стрела и вонзилась в щит оптиона Авфидия.
В следующий миг лесную тишину прорезал многоголосый боевой клич галлов.
Вражеские стрелы рой за роем сыпались из леса на поднятые над головой щиты римлян. Выйдя из узкой просеки на поляну, когорта Цинны выстроилась широким фронтом.
Галлы быстро приближались, густым потоком хлынув из лесного сумрака на широкую луговину. Одежда и плащи галлов из грубой ткани и звериных шкур имели неброские цвета, сливаясь с древесной корой деревьев. Знатные галлы были облачены в кольчуги и высокие металлические шлемы с рогами или заостренным верхом, у них имелись овальные узкие или круглые щиты, вооружены они были длинными мечами. Галлы-общинники не имели кольчуг и шлемов, помимо щитов у них имелись копья, топоры и кинжалы.
Ничего более жуткого и леденящего кровь, чем боевой клич галлов, я не слышал. Я находился во второй боевой шеренге, когда лавина длинноволосых свирепых варваров обрушилась на римский боевой строй. Метнув свой пилум в гущу врагов, я уперся правой рукой в спину стоящего передо мной легионера, в то время как воин, находящийся позади меня, уперся своей рукой в мою спину. Сцепившись таким образом, боевая линия первой когорты приняла на себя сильнейший натиск варваров. Стена из римских щитов в передней шеренге сотрясалась от многочисленных мощных ударов вражеских мечей и топоров. Напор скопища галлов был настолько силен, что боевой фронт римлян понемногу стал подаваться назад.
