Мне показалось, что в моей голове взорвалась горячая бомба, искры от которой обожгли все мое тело. Шум сражения внезапно стал расплываться у меня в ушах и куда-то стремительно отдаляться, словно я провалился в какую-то бездну. Перед моими глазами проплывали красные круги, а мои руки начали судорожно дергаться. Мысли мои смешались. Затем сознание мое и вовсе погасло.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
МЕРТВЕЦЫ НА СТРАЖЕ
В себя я пришел некоторое время спустя. Вероятно, было уже поздно. Я не отдавал себе отчета, сколько времени прошло с тех пор, как я потерял сознание. Запах дыма и подгорелого мяса щекотал мне ноздри. Я попытался вспомнить, где я и как давно здесь. И не мог ничего вспомнить. Меня охватил страх. Некоторое время я лежал неподвижно. Затем собрался с духом, открыл глаза и, словно в тумане, увидел, что лежу на жестком ложе в палатке, груботканый потолок которой образует некое подобие двускатной кровли. Рядом на подставке излучает неяркий свет масляный светильник.
Возле меня стоит Эмболария. Склонившись, она осторожно растирает мне виски клочком овечьей шерсти, смоченным в уксусе. Вот Эмболария заметила, что я часто заморгал. Услышала, как я всхлипнул.
— Хвала богам! Очнулся! — тихо сказала самнитка. — Я уж думала, что ты собрался в гости к старику Харону.
Я ничего ей не ответил. Я тоже услышал всхлип, вырвавшийся у меня из груди. И ужаснулся. Так слабо и жалко всхлипывает новорожденный младенец или старик на смертном одре.
Эмболария вышла из палатки.
Я попытался было крикнуть, попросить ее не оставлять меня одного. Но слова вдруг сбились в ком и застряли в горле. Меня снова охватил страх.
Вскоре Эмболария вернулась с большой глиняной чашкой, в которой дымилась какая-то темная жидкость. Я успокоился и затих.
Прочистив горло кашлем, я спросил:
— Что это?
— Травяной отвар с бычьей кровью и с золой, — ответила Эмболария.
— Кровь и зола? Зачем? — удивился я.
— Так надо. Пей. — Эмболария помогла мне приподняться и подала чашу с зельем.
Я осторожно отхлебнул довольно горячее очень терпкое питье. Подождал, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Потом отхлебнул еще. Перевел дух. И выпил все до дна. К моему изумлению, память быстро прояснилась, все встало на свои места. Мне вспомнилась битва, летящие в меня дротики, лязг и сверкание вражеских мечей, тела павших и раненых воинов у меня под ногами… Меня вдруг переполнила жалость к самому себе. Я закрыл лицо руками и зарыдал.
Эмболария взяла пустую чашу и тихонько удалилась, оставив меня одного.
Горячие слезы, омывшие мое лицо, облегчили мои душевные страдания. Я почувствовал какую-то легкость в теле и вновь улегся на ложе.
Входной полог колыхнулся. Передо мной опять предстала Эмболария. Она присела с краю на мою постель, мягко взяла мои руки в свои сильные ладони, погладила их. Мне было совестно смотреть ей в глаза.
— Ничего страшного, Андреас. Бывает! — участливо промолвила Эмболария. — Человек есть человек. У меня такое тоже бывало, где кровь, там и слезы.
Слова самнитки и тон, каким они были произнесены, наполнили меня признательностью и нежностью к этой могучей молодой женщине. Я взглянул в ее глаза, хоть и несмело. Глаза Эмболарии были большие и полные глубокой грусти. Ее круглое лицо с упрямым лбом и прямым носом выглядело усталым и печальным. Я неожиданно обратил внимание на уста Эмболарии, такие пухлые, яркие и соблазнительные. Раньше я как-то не замечал красоты этих сочных губ. Да и черты лица самнитки, обрамленные темными вьющимися локонами, вдруг показались мне самыми дивными на свете.
Я спросил у Эмболарии, кто вынес меня с поля битвы и чем закончилось сражение?
— Сначала тебя тащил на себе Рес, а когда его ранили копьем в ногу, пришлось мне взвалить тебя на плечи, — промолвила Эмболария. — Римляне разбили наше войско, смяв наш центр и левое крыло. Благодаря Спартаку и Криксу, которые сражались, как львы, удалось избежать повального бегства наших людей. Войско наше отошло за лагерный частокол в относительном порядке, нанеся римлянам ощутимый урон. Однако и у нас полегло около тысячи человек.
— А как там Рес? Как его рана? — забеспокоился я. — Где он сейчас?
— Рану на ноге Реса я прижгла раскаленным железом, — спокойно ответила Эмболария. — Рана у него не опасная. Рес теперь в шатре у Спартака. Там сейчас идут споры о том, что делать дальше. Вновь сражаться с Варинием или отступать?
— Сейчас вечер или утро? — спросил я.
— Сейчас ночь, но скоро уже рассветет, — ответила Эмболария, подавив зевок тыльной стороной ладони.
— Ляг, милая. Поспи. — Я погладил самнитку по обнаженному загорелому колену. — Ты же еле на ногах стоишь от усталости.
— Сейчас лягу. У меня уже постелено. — Эмболария кивком головы указала на другое ложе у противоположной холщовой стенки палатки. — Ты тоже засыпай, Андреас. Скоро силы тебе понадобятся.
Эмболария чуть отодвинулась от меня, собираясь встать, но в следующий миг в ее лице что-то дрогнуло. Она быстро наклонилась ко мне и на краткий миг соединила свои сочные уста с моими пересохшими губами. Я хоть и пребывал в растерянности, однако непроизвольным движением стиснул пальцами обнаженные плечи самнитки, желая продлить такой неожиданный и сладостный поцелуй.
Улегшись на ложе, Эмболария мгновенно заснула мертвым сном. А я еще долго лежал с открытыми глазами, глядя на маленький колыхающийся язычок пламени светильника. Мой слух терзали громкие стоны раненых, долетавшие из соседних палаток.
При тех способах врачевания, какие применялись в эту суровую эпоху холодного оружия, при полном отсутствии обезболивающих препаратов, страдания тяжелораненых воинов казались мне нечеловеческой пыткой. Я предпочел бы сразу умереть в битве от удара мечом или копьем, чем сходить с ума от жуткой изматывающей боли. Закрывшись одеялом с головой, я уткнулся в подушку и постарался отрешиться от всего. К счастью, сон одолел меня быстро и незаметно.
Разбудил меня Рес, пришедший справиться о моем самочувствии. Эмболария сначала не хотела его пропускать ко мне, но, увидев, что я открыл глаза, она все же позволила Ресу войти в палатку.
— Какое решение принято на совете? — сразу спросил я, пытаясь подняться с ложа.
— Лежи! — Рес заставил меня снова лечь. — Ничего путного на совете так и не решили. — Рес уселся на раскладной дифрос. Эти легкие табуреты из дубовых реек и холщового сиденья использовались римлянами в походных условиях. — Крикс опять мутил воду, настаивая на новом сражении с Варинием. С ним заодно были Ганник и Брезовир. Однако Спартак настоял на том, что в ближайшие три-четыре дня наше войско в битву не вступит. У нас очень много раненых, многие наши люди подавлены. Если новобранцы Вариния вчера задали нам такую трепку, то что будет, если мы сойдемся в сече с римскими ветеранами. — Рес невесело усмехнулся, поглаживая свою забинтованную ниже колена ногу.
