Внезапно скрипнула железная решетчатая дверь.
Из душного полумрака прозвучал хрипловатый голос ланисты Меттия:
— Пора, друзья мои! Пришло время облачаться в доспехи.
* * *
…Мой меч раз за разом с лязгом скрещивается с мечом секутора-самнита. Я действую в ближнем бою, как меня учили. Отбиваю щитом вражеский удар, нацеленный мне в голову. Делаю шаг вправо, бью самнита колющим ударом, целя ему в шею. Затем делаю шаг назад. Снова бросаюсь на самнита и наношу удар мечом с замаха. Делаю шаг влево. Вновь бью противника колющим ударом. Отскакиваю, уворачиваясь от вражеского меча. Снова делаю шаг вперед, атакуя самнита. Бью противника мечом. Ухожу вправо. Отражаю вражеский удар. Опять бью мечом. Прыжок назад. Вновь в позицию. Удар мечом…
Мой противник вдруг зашатался и упал навзничь. Я растерянно стою над ним, пошатываясь от усталости и тяжело переводя дыхание. Оказалось, что мой меч пробил металлическую защитную сетку на шлеме самнита. Сам того не ожидая, я подарил своему сопернику быструю смерть.
Я огляделся вокруг. Вся арена завалена телами мертвых и умирающих гладиаторов. Неподалеку Спартак храбро бьется с двумя секуторами-самнитами. Увиденное поразило меня, за какой-то час из сорока бойцов уцелело всего четверо, и один из этих четверых — я! Однако медлить нельзя, надо спешить на подмогу к Спартаку.
Собрав последние силы, я снова бросаюсь в схватку.
Доставшийся мне секутор-самнит оказался на удивление ловок. Я только и делал, что отражал его удары и выпады то щитом, то мечом. Безжалостное палящее солнце обливало меня своим зноем, горячий пот стекал по моему лицу, смешиваясь с кровью, сочившейся из моей рассеченной скулы. Мне приходилось постоянно отступать под градом вражеских ударов. У меня уже совсем не осталось ни сил, ни сноровки. Любое движение или шаг при смене позиции давались мне с неимоверным трудом, из моей груди непроизвольно вырывались тягучие выдохи, скорее напоминавшие стоны умирающего. Дважды споткнувшись о мертвые тела, я каким-то чудом сумел удержаться на ногах.
При отражении очередного вражеского выпада я вдруг остался без меча, который был выбит из моей ослабевшей руки. Пятясь и заслоняясь щитом, я бросал суетливые взгляды по сторонам, выискивая меч или кинжал среди лежащих вокруг трупов. Мой противник, осмелев, бросился на меня и сорвал щит с моей левой руки. Свой щит он тоже бросил наземь, видимо, посчитав его ненужной обузой в эти последние минуты боя.
Я кинулся бежать, но запнулся и упал.
Самнит ринулся ко мне с торжествующим победным воплем, нацелив на меня острие своего клинка. Я заслонился рукой, закричав от переполняющего меня ужаса.
В следующий миг мой противник как-то безжизненно обмяк, всей своей тяжестью свалившись на меня. Ничего не понимая, я сбросил с себя мертвого самнита, схватил трясущейся рукой его меч. И тут я увидел Спартака, протянувшего мне руку.
— Подымайся, Андреас, — тяжело дыша, проговорил могучий фракиец. — Кажется, я подоспел вовремя. Ты не ранен?
Я поднялся с нагретого солнцем песка, устало переводя дух и глядя на сраженного Спартаком секутора-самнита, меч которого едва не лишил меня жизни.
— Благодарю тебя, Спартак! — сплевывая песок, вымолвил я на латыни. И сам того не сознавая, добавил по-русски: — Вовек этого не забуду!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ЗАГОВОР
Этот жестокий кровавый бой на капуанской арене в июньские иды (13 июня) не только возвел меня в ранг настоящего гладиатора, но и сильно сблизил со Спартаком. Всякому гладиатору, вышедшему живым из поединка, его владелец предоставляет довольно продолжительный отдых. Нас со Спартаком целых десять дней не принуждали к тренировкам в палестре и во двориках. Наши раны и царапины, полученные в схватке, лекари осматривали и врачевали каждый день.
В эти дни Спартак выглядел печальным и задумчивым.
Я поначалу решил, что Спартака терзает то, что ему пришлось своей рукой заколоть в поединке фракийца Гебра, своего близкого друга. К несчастью, Гебра зачислили в отряд секуторов-самнитов.
Однажды вечером, укладываясь спать, мой новый сосед-фракиец поведал мне по секрету истинную причину глубокой печали Спартака.
— Конечно, Спартак никогда не простит себе того, что Гебр пал от его руки, — шепотом молвил Рес, сидя рядом со мной на ложе. — Смерть Гебра тяжким камнем лежит на сердце Спартака! Но, помимо этого, Спартак сильно обеспокоен судьбой своей возлюбленной Ифесы.
— Что с ней случилось? — насторожился я.
— Из разговора стражников стало известно, что три дня тому назад в соседний город Нолу были отправлены пять амазонок из школы Тита Карнула, — ответил Рес. — В Ноле намечались какие-то торжества, и тамошние власти надумали порадовать ноланцев схваткой амазонок с мужчинами-бойцами. По дороге амазонки выскочили из повозки и убежали в лес. Стражники пытались их догнать, но сами заплутали в лесной чаще. Говорят, близ Нолы леса такие густые, что там может спрятаться целое войско!
— Ну и… — нетерпеливо промолвил я. — Что было дальше? Их поймали?
— Да какое там! — Рес с усмешкой махнул рукой. — Тит Карнул послал на поиски беглянок около двухсот человек с оружием и собаками. Из Нолы тоже вышел большой отряд граждан со слугами, чтобы прочесать окрестности. Беглых амазонок до сих пор ищут по лесам и долинам, но покуда все без толку.
— Чего же печалится Спартак? — сказал я. — Ведь Ифеса на свободе!
— Спартак потому и печалится, что Ифеса на воле, а он нет, — пояснил Рес. — К тому же Спартак понимает, что, как бы долго беглянки ни скрывались в лесу, рано или поздно голод приведет их к жилью. А там их наверняка будет ждать западня. Ты знаешь, как поступают римляне с беглыми рабами. Их клеймят раскаленным железом или же обрекают на мучительную смерть на кресте.
На другой вечер перед сном Рес подсел ко мне с таинственным видом и шепотом сообщил, что Спартак, Крикс и Эномай задумали бежать из школы Лентула Батиата. Вместе со Спартаком согласны на побег все гладиаторы-фракийцы. Готовы бежать из неволи и все гладиаторы-галлы.
— Я замолвил за тебя слово перед Спартаком, — шепнул мне на ухо Рес. — Ты согласен бежать с нами?
— Конечно, согласен! — без колебаний ответил я, схватив Реса за руку. — Когда намечен побег?
— В ближайшие дни, — тихо проговорил Рес, дыша мне прямо в лицо. — Скоро Лентул Батиат уедет в Рим на какой-то праздник. Школа останется на попечении ланисты Меттия. Тогда-то мы и вырвемся на свободу!
— Как вырвемся? С голыми руками?! — недоумевающе прошипел я, сунув свои ладони Ресу под нос. — Стража изрубит нас на куски!
— Тихо! Спартак все продумал! — Рес прижал палец к моим губам. — Не беспокойся, у нас будет оружие!
Лежа под одеялом на своей постели и прислушиваясь к неторопливым шагам стражников за дверью, я старался унять бурную радость, полыхавшую в моем сердце. Наконец-то я дождался события, которое избавит меня от постылой участи гладиатора! Об этом восстании рабов будут помнить в веках, а в далеком будущем про это будет написано во всех учебниках по истории!
