— Я не журналистка, — примирительно улыбнулась
Настя, — но я, как и все женщины, страдаю излишним любопытством. Я же вам
сказала, что занимаюсь социальной психологией, но в процессе сбора материала в
клубе «Золотой век» я столкнулась с паническими настроениями, и мне стало
ужасно интересно, насколько они оправданны. А поскольку у меня множество связей
в Москве и Питере, я могла бы попытаться разыскать Аркадия Вольдемаровича, вот
и все. Ну а уж если его рассказ даст ключ к раскрытию преступлений, то могу вам
обещать: вы будете первой, кто обо всем узнает. Мне слава не нужна, я обычный
научный работник, а вы сможете сделать потрясающий материал.
Нет, все-таки Наташа Малец, несмотря на очевидную остроту
ума и серьезность, была очень молоденькой и на слова о журналистской славе
купилась. Она стала старательно вспоминать Аркадия Вольдемаровича: тонкое
интеллигентное лицо без особых примет, роста среднего, стройный, симпатичный,
примерно пятидесяти лет, в очках, внешность располагающая.
— И что, никаких особенностей? — разочарованно
спросила Настя, выслушав описание, подходящее к каждому четвертому жителю
России мужского пола.
— Никаких. Хотя нет, — спохватилась
девушка, — погодите, я вспомнила. Его речь…
— А что с речью? — насторожилась Настя.
— Во время нашей беседы ему позвонили по мобильному, он
стал разговаривать, а я стала думать о своем, подслушивать не хотела и вдруг
поймала себя на ощущении, что Аркадий Вольдемарович говорит не по-русски.
Прислушалась — нет, слова русские. А мелодика речи похожа на немецкую,
интонации в конце фразы уходили вверх. Не всегда, не постоянно, только иногда,
но слух резало. Так мог бы говорить человек, у которого русский язык родной, но
который много лет прожил за границей и давно уже говорит в основном на
национальном языке. Я тогда очень удивилась, стала вслушиваться, когда он
продолжил свой рассказ о Румянцевых, и поняла, что пока слушаешь слова, то
особенности интонации незаметны. Чтобы услышать эту его особенность, надо
слушать не слова, а именно мелодику. Ну, я и спросила у него, набралась
нахальства.
— И что он ответил? — с интересом спросила Настя.
— Он рассмеялся и объяснил, что готовится к длительной
работе по контракту в Австрии, его пригласили читать курс лекций по истории, и
сейчас он интенсивно занимается немецким, каждый день по несколько часов, и
индивидуально с преподавателем, и в группе, наверное, это сказывается, он
слишком погрузился в языковую среду.
Наблюдательность юной журналистки приятно удивила Настю, но,
к сожалению, больше ничего любопытного о питерском историке девушка не
вспомнила.
— Он не говорил, где остановился? В гостинице?
— Не говорил. Как-то ни к чему было.
Конечно, было бы идеально, если бы Аркадий Вольдемарович
останавливался в гостинице, тогда выяснить его фамилию и адрес не составило бы
никакого труда. Но Настя Каменская не привыкла надеяться на удачу, вот и теперь
она была уверена, что ни в какой гостинице он не останавливался и с
установлением личности доктора исторических наук еще придется повозиться.
Выйдя из кафе, где она встречалась с Натальей Малец, Настя
села в ожидавшую ее машину и направилась в усадьбу. По дороге вытащила телефон
и позвонила Федулову. Почему-то он был ей более симпатичен, чем
показушно-вежливый Илья Вторушин. На этот раз Дмитрий ответил сразу, но по его
голосу Настя поняла, что он очень занят чем-то срочным.
— Вы можете говорить, или мне перезвонить позже? —
спросила она.
— Я на разбое, — сердито ответил майор. —
Место осматриваю.
Ну да, теперь ему точно не до Насти и уж тем более не до
какого-то мифического историка из Петербурга. Разбойное нападение — дело
серьезное, и осмотр места происшествия — тоже не шуточки. Настя вздохнула и
позвонила Вторушину, который, судя по безмятежным интонациям, спокойно сидел у
себя в кабинете.
— Скажите, Илья, вы не пытались установить, откуда у
журналистки та информация, которую она опубликовала в статье? — начала она
издалека.
— Нет, нам это не нужно. Какая разница, откуда она все
это взяла? Я, например, на сто процентов уверен, что она это выдумала, из
пальца высосала, прогреметь захотелось. Важно то, что люди поверили и
испугались.
— Но потомок Румянцевых…
— Чушь, — оборвал ее Илья. — Не верю я ни в
какого сумасшедшего потомка. Я узнавал про журналистку, это сопливая девица,
только-только со школьной скамьи, фантазия буйная, славы хочется. Не хватало
еще ее всерьез принимать.
— И тем не менее, — голос Насти стал
жестче, — я бы попросила вас сделать запрос в Петербург и поискать доктора
исторических наук по имени Аркадий Вольдемарович. Он может располагать
интересными для нас сведениями.
— Интересными для вас, — язвительно уточнил
Вторушин.
— Для нас, — повторила Настя. — Пожалуйста,
сделайте то, что я прошу.
Н-да, со Вторушиным каши не сваришь. Впрочем, кажется, с
Федуловым тоже, он то занят по горло, то вообще к телефону не подходит, то
находится «вне зоны». Похоже, и майор, и капитан получили негласное указание
делать вид, что помогают Насте, но ничего на самом деле не делать, не
надрываться и не стараться. Что ж, их можно понять и их руководство тоже.
Только что совершенное разбойное нападение гораздо важнее, чем убийство почти
годичной давности.
А ведь если сумасшедший потомок Румянцевых имеет место быть
на самом деле, то он действительно должен крутиться в непосредственной близости
от клуба, то есть быть или постоянным его членом, или работать в усадьбе. Надо
бы разузнать побольше о сотрудниках.
* * *
По дороге в усадьбу Настя попросила водителя остановиться
возле продуктового магазина и купила для Подружки сыру и пирожков с мясом. Она
хотела еще купить колбасы, но вид лежащего в витрине мясного изделия не
показался ей внушающим доверие.
У себя в номере она постаралась одеться потеплее, с трудом
натянула один свитер поверх другого, долго, чертыхаясь, расправляла высокие
горловины, которые так и норовили свернуться или нещадно давили на горло, а
вместо шапочки обмотала голову и шею длинным толстым шарфом, сунула в карман
фотоаппарат, чтобы сфотографировать Подружку и потом показать Чистякову, взяла
пакетик с сыром и пирожками и отправилась в зверинец.
Подружка по-прежнему лежала в дальнем углу вольера, однако
при виде Насти поднялась и, неуверенно повиливая хвостом, медленно подошла к
решетке. Настя просунула пальцы сквозь прутья и коснулась густой свалявшейся
шерсти.
— Привет, — тихонько сказала она, — как дела?
Собака притиснулась поближе к руке и подняла голову.
— Понятно, — вздохнула Настя, — значит, не
очень. У меня тоже не очень. А я тебе сырку принесла и пирожков с мясом. Ты сыр
любишь?
Она достала ломтик сыра и показала Подружке. Глаза у собаки
заблестели, черный кожаный влажный нос показался между прутьями.
