– Какие размеры? – спросил он продавщицу, очень миленькую девушку какого-то вавилонско-ассирийского типа.
– Одна осталась, – ответила та. – Как раз на вас.
Заплатив, он спрятал майку в сумку и нерешительно застыл у прилавка.
– Хрустальных шаров есть новая партия, берите, пока не разобрали, – промурлыкала девушка и стала перебирать стопку детских нагрудничков с руническими письменами.
– А зачем они? – спросил Татарский.
– Для созерцания.
Татарский собирался спросить, надо ли созерцать нечто через эти шары или в самих этих шарах, но неожиданно заметил на стене маленькую полочку – прежде она была скрыта майкой, которую он только что купил. На ней, под заметным слоем пыли, покоились два объекта труднопостигаемой природы.
– Скажите, пожалуйста, – заговорил он, – а что это там такое? Это летающая тарелка, что ли? Что это на ней за узорчик?
– Это фрисби высшей практики, – сказала девушка, – а то, что вы называете узорчиком, – синяя буква «хум».
– А зачем? – спросил Татарский, в сознании которого скользнуло мрачное воспоминание, связанное с мухоморами и Гиреевым. – Чем она отличается от простой фрисби?
Девушка чуть скривила губы.
– Кидая фрисби с синей буквой «хум», вы не просто кидаете пластмассовый диск, а создаете заслуги. Десять минут кидания фрисби с синим «хум» по создаваемой заслуге эквивалентны трем часам медитации шаматха или одному часу медитации випашьяна.
– А-а, – неуверенно протянул Татарский. – А заслуга перед кем?
– Как перед кем!… – сказала девушка, подняв брови. – Вы покупать собираетесь или вам поговорить хочется?
– Покупать, – сказал Татарский. – Но я же должен знать, что беру. А справа от высшей практики что?
– А это планшетка. Классика.
– Для чего она?
Девушка вздохнула. Видно было, что за день она устала от идиотов. Сняв планшетку с полки, она поставила ее на прилавок перед Татарским.
– Ставите на лист бумаги, – сказала она. – Можно на принтер вот за эти зажимы. Сюда пропускаете бумагу и ставите на медленную построчную подачу. Заряжать удобнее рулоном. В этот паз вставляете ручку, лучше брать гелевую с шариком. Сверху кладете руки – вот так, показываю. Потом входите в контакт с духом и позволяете рукам произвольно двигаться. Ручка будет записывать получающийся текст.
– Слушайте, – сказал Татарский, – вы только не сердитесь, но я правда хочу знать – с каким духом?
– Брать будете – тогда скажу.
Татарский вынул бумажник и отсчитал нужное количество денег. Для куска лакированной фанеры на трех колесиках стоила планшетка освежающе дорого – и эта несообразность цены и предмета вызывала доверие, к которому вряд ли привели бы объяснения любой глубины.
– Вот, – сказал он, кладя банкноты на прилавок. – Так с каким духом входить в контакт?
– Ответ на этот вопрос зависит от вашего уровня личной силы, – сказала девушка, – и особенно от вашей веры в существование духов. Если вы останавливаете внутренний диалог по методике из второго тома, то входите в контакт с духом абстрактного. А если вы христианин или сатанист, можно с конкретными… Вас какие интересуют?
Татарский пожал плечами.
Девушка подняла кристалл, висевший у нее на шее на черном кожаном ремешке, и две-три секунды смотрела сквозь него на Татарского, прямо в центр его лба.
– Вы кто по профессии? – спросила она. – Чем занимаетесь?
– Рекламой, – ответил Татарский.
Девушка сунула руку под прилавок, вынула оттуда общую тетрадь в клетку и некоторое время листала страницы, расчерченные в таблицу, графы которой были исписаны мелким почерком.
– Вам, – сказала она наконец, – лучше всего подошло бы считать получающийся текст свободным выходом подсознательной психической энергии при посредстве моторных навыков письма. Своего рода чистка авгиевых конюшен сотрудника рекламной сферы. Такой подход меньше всего оскорбит духов.
– Простите-простите, – сказал Татарский, – то есть вы хотите сказать, что духи будут оскорблены, узнав, что я сотрудник рекламной сферы?
– Я полагаю, да. Поэтому лучшей защитой от их гнева было бы подвергнуть их существование сомнению. В конце концов, все в этом мире – вопрос интерпретации, и квазинаучное описание спиритического сеанса так же верно, как и все остальные. Да и потом, любой просветленный дух согласится с тем, что он не существует.
– Интересно. А как духи догадаются, что я сотрудник рекламной сферы? У меня это что, на лбу написано?
– Нет, – сказала девушка. – Это на рекламе написано, что она из вашего лба.
Татарский чуть было не обиделся на эти слова, но после короткого размышления почувствовал себя скорее польщенным.
– Знаете, – сказал он, – если мне понадобится консультация по духовным вопросам, я зайду к вам. Не возражаете?
– Все в руках Аллаха, – ответила девушка.
– Позвольте, – вдруг повернулся к ней молодой человек с широкими зрачками, мирно глядевший до этого в огромный хрустальный шар. – Как это все? А сознание Будды? Руки Аллаха ведь есть только в сознании Будды. С этим вы не станете спорить?
Девушка за прилавком вежливо улыбнулась.
– Конечно, нет, – сказала она. – Руки Аллаха есть только в сознании Будды. Но вся фишка в том, что сознание Будды все равно находится в руках Аллаха.
– Как писал Исикава Такубоку, – вмешался мрачный покупатель мефистофелевского вида, подошедший тем временем к прилавку, – оставь, оставь этот спор… Мне говорили, что у вас была брошюра Свами Жигалкина «Летние мысли сансарического существа». Вы не могли бы посмотреть? Наверно, на той полке, не-не, вот там, слева, под берцовой флейточкой…
Homo Zapiens
Планшетка смотрелась на столе как танк на центральной площади маленького европейского городка. Стоявшая рядом закрытая бутылка «Johnny Walker» напоминала ратушу. Соответственно красненькое, которое Татарский допивал, тоже мыслилось в этом ряду. Его вместилище – узкая длинная бутылка – походило на готический собор, занятый под горком партии, а пустота внутри этой бутылки напоминала об идеологической исчерпанности коммунизма, бессмысленности исторических кровопролитий и общем кризисе русской идеи. Припав к горлышку, Татарский допил остаток вина и швырнул пустую бутылку в корзину для бумаг. «Бархатная революция», – подумал он.
Он сидел за столом в майке с надписью «Rage against the machine» и дочитывал инструкцию к планшетке. Гелевая ручка, которую он купил возле метро, без усилий встала в паз, и он закрепил ее винтом. Она была подвешена на слабой пружине, которая должна была прижимать ее к бумаге. Бумага – целая стопка – уже лежала под планшеткой; можно было начинать.
