— Ну ладно, я пошла…
— Передавайте привет вашей подруге и пожелания побыстрее выздороветь. Заходите еще.
— Вы меня приглашаете?
— Ну если не побрезгуете разговором со штрафником…
Девушка укоризненно покачала головой. Когда она ушла, Михаил спросил у штурмана:
— Вася, какая муха тебя укусила?
— Ты же сам говорил – они тебя отшили.
— Ну так теперь она сама пришла – видно, совесть заела.
— Ой, заела! Насмешил! Ха-ха-ха! — Вася старательно изобразил смех. — Просто поблагодарить за спасение решила. А ты уж размечтался… Нужен ты ей, партизан.
— Даже если и так. Давно с женщинами не разговаривал – все больше с вами, штрафниками.
— Сам такой, посмотри на себя!
В эту ночь они совершили четыре вылета. Утром после завтрака Михаил по привычке завалился на чехлы на стоянке – поспать. И вновь проснулся от ощущения присутствия постороннего человека рядом. Разлепил глаза – так это же Вера стоит, да еще и улыбается.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — Михаил поспешно вскочил.
— Для вас – просто Вера, вы же мне не подчиненный.
— Субординацию соблюдаю, товарищ капитан!
— Да что вы заладили «товарищ капитан, товарищ капитан»… Не хотите разговаривать – так и скажите, я уйду.
— Не обижайтесь, Вера, присаживайтесь. — Широким приглашающим жестом Михаил указал на самолетные чехлы. — Вы же сами понимаете, я – штрафник, мне оступаться нельзя, меня за любую провинность наказать могут, а то и расстрелять. У штрафника прав никаких нет – только долг. — Михаил грустно улыбнулся и добавил: – Хотя я в долг ни у кого не брал.
Вера без церемоний уселась на чехлы, поставив ноги сбоку.
— А вы кем до войны были? — с интересом глядя на Михаила, спросила она.
— Да летчиком же и был – в гражданском флоте. А вы?
— Учителем в школе. Занималась в аэроклубе в свободное время, как и многие. А пришла война – пошла в военкомат. Мужа раньше призвали.
— Так вы замужем? — с уважением поглядел на Веру Михаил.
— Вдова. Через месяц после призыва похоронка пришла.
— Простите, не хотел я ваши душевные раны бередить… А дети есть?
— Не успели. Мы ведь только перед войной поженились, в мае месяце.
— М-да, коротким ваше семейное счастье выдалось.
— Давайте о другом поговорим, — она умоляюще посмотрела на него, — а то я расплачусь. Вы в каком звании были – ну до штрафника?
— Младший лейтенант. Истребителем был, на «пешке» тоже немного летал.
— И в воздушных боях участвовали? — с нескрываемым интересом спросила Вера.
— Участвовал, и сбитые самолеты есть, и самого сбивали. С парашютом прыгал, из немецкого тыла выбирался.
— Господи, какие же мы дуры тогда были! — Она прикрыла ладонями заалевшие щеки.
— Вы про что? — Михаил сделал вид, что не понял.
— Мы же с Таней – да и другие летчицы тоже – думали, что штрафники уркаганы, сплошь трусы и перерожденцы. Наша комэск не раз предупреждала: «Держитесь от них подальше, девочки, а то беду наживете».
— Я же не все время в штрафниках буду. Кончится срок – вернут звание, снова сяду на истребитель. Я ведь на У-2 после госпиталя попал. А до этого тоже был в штрафниках, только летал на Яках. Дрались отчаянно. У штрафников ведь только два пути: или победить, или погибнуть, третьего не дано. От боя уклониться нельзя – припишут трусость и расстреляют. А знаете, чего больше всего штрафники боятся?
— Наверное, командиров или особиста? — предположила Вера.
— Нет. Оказаться сбитым и совершить вынужденную посадку или выпрыгнуть с парашютом на оккупированную врагом территорию. Сразу ярлык изменника, перебежчика навесят. Хуже всего, что родные пострадают.
— А вы женаты?
— Не успел – в отличие от вас.
— Вы тоже не любите женщин, как и ваш штурман?
— Вы сильно заблуждаетесь. Штурман мой – художник, натура творческая, эмоциональная, все принимает близко к сердцу. И такую модель поведения – вроде защитного кокона – вынудили его выстроить презрение и снисходительность женского пола вашей эскадрильи к штрафникам.
— Да, доля нашей вины в этом есть. Но мы ведь раньше никогда со штрафниками не общались. А уж сколько баек, россказней о вас было. Вроде того что напились вы до поросячьего визга и изнасиловали всех, кто юбку носит в округе.
— Ага. А еще у нас рога растут, хвосты, и вместо ног – копыта.
Вера засмеялась:
— Очень похоже на черта, каким его в сказках рисуют.
— Вы сами себе придумали страшный образ штрафника – небритого, в телогрейке и с запахом перегара. Соответственно – все мысли только об одном.
— А разве не так? — кокетливо улыбнулась Вера.
— Конечно, нет. У нас еще одна мысль есть – закусить.
Вера откровенно расхохоталась.
— Я думала, штрафники судьбой обижены, потому хмурые и неулыбчивые.
— А теперь?
— Да вы нормальные ребята!
— Ну наконец-то! Груз с души свалился – и прямо на ногу. Теперь хромать буду.
— Да ну тебя!
Разговор незаметно перешел на «ты» – сказался одинаковый возраст, общая служба, одни и те же интересы. А если форму снять да в гражданское одеться – вообще пикник на природе.
— Ой! Вон твой штурман идет. Вам ведь лететь сегодня. А у меня – что-то вроде отпуска. Пока Татьяна в санчасти лежит, я не летаю. Самолета нет, штурмана временно тоже. Ночами сплю, как будто и войны нет. Скорей бы она уже закончилась.
— Ох, Вера, не скоро еще – три года впереди, — нечаянно проговорился Михаил.
— Откуда ты знаешь? — тут же заметила его оговорку девушка.
— На картах гадал, — отшутился Михаил, в глубине души ругая себя за эту оговорку последними словами. — Вчера вечером напились с парнями – погадать потянуло.
— Врешь ты все! Когда вам было пить – вы летали всю ночь!
— Я же и говорю – пошутил…
— Завтра, когда выспишься, приходи ко мне…
— Нет уж, уволь. Там у вас один женский пол – заклюют.
— Отобьешься, — пошутила Вера.
Ночью они снова летали бомбить – на этот раз железнодорожную станцию. Она была плотно прикрыта зенитным огнем. Прямо на глазах Михаила в один из самолетов угодил зенитный снаряд. У-2 вспыхнул, со скольжением на крыло стал выходить из зоны обстрела, потом заложил вираж, вошел в пике и врезался в вагоны на станции. В ту же секунду полыхнула яркая вспышка, по ушам ударил грохот взрыва.
