Штрафники притихли. Каждый осмысливал услышанное. Перспектива быть сбитым над занятой немцами территорией ужасала. И не столько собственной гибелью – свыклись на фронте с мыслью, что «косая» рядом ходит, и даже не пленом. Страшно было от одной мысли, что сочтут перебежчиком, предателем, по своей воле приземлившимся у немцев. Тогда и на самом пятно позорное, несмываемое будет, и родственников репрессируют.
В наступившей тишине бывший батальонный комиссар, споровший с рукава красную суконную звезду, сказал:
— При каждом фронте созданы по три штрафных эскадрильи – бомбардировочная, истребителей и штурмовиков. — Чуть помолчав, он добавил: – Я сам приказ Сталина читал – в политотделе армии. Опытных летчиков не хватает, большие потери личного состава несем, потому отсидку в лагере заменили штрафными эскадрильями.
В бараке царила тишина. Все были угнетены услышанным и потому не сразу услышали, как вошел Федоров:
— Выходи строиться.
Летчики опять построились в неровную шеренгу.
— Сразу видно – летуны. Вольница, мать вашу! Даже построиться ровно не можете.
Пилоты подровняли строй.
— Сейчас пойдем получать шлемофоны и обмундирование – не в шинелях же вам летать. Нале-во!
На вещевом складе штрафники получили шлемофоны и ватники. Надев полученное, они построились. Видок у пилотов был еще тот. Кто-то проговорил:
— Да на высоте я в кирзовых сапогах и фуфайке в сосульку превращусь.
— Разговорчики в строю!
Каждый из штрафников был опытным пилотом, все имели на своем счету сбитые вражеские самолеты, и каждый понимал, что без унтов, меховой куртки или комбинезона на высоте более 2,5–3 тысяч метров делать нечего. За бортом минусовая температура, а кабины негерметичные, щелявые, сквозняк в них гуляет.
— Напра-во! Шагом марш!
Летчики подошли к стоянкам самолетов. Там, потрепанные, с латками на крыльях и фюзеляжах, стояли истребители Як-1; возле них – механики, причем одеты они были так же, как и летчики, только вместо шлемофонов на головах были пилотки без звездочек. Стало быть, тоже штрафники.
— Красноармеец Хижняков, принимайте самолет. Названный пилот выходил из шеренги и шел к истребителю.
— В тринадцать часов обед и сбор в казарме, — предупредил Федоров.
Всем пилотам показали их самолеты и стоянки. У Михаила механиком оказался молодой разбитной парень. Звали его Павлом.
— Гражданин пилот, самолет к вылету готов! — доложил он Михаилу.
— Ты давно в эскадрилье?
— Третий день.
— Какие тут порядки?
— Как в лагере.
— Понятно. А за что сюда попал?
— По пьянке замполиту по морде дал.
— Нашел кого бить.
— Пьяный же был, — вздохнул механик. — А вы?
— Тоже за драку. Двух уголовников, которые женщину грабили, насмерть забил.
— Здорово! А женщина-то что – не сказала разве, что вы ей на помощь пришли?
— Хуже – сама в милицию позвонила, что это я их…
— Вот сука!
— Ладно, хватит об этом. Сам виноват: в следующий раз мимо пройду. Ты про самолет расскажи.
— Чего рассказывать? Если честно – рухлядь. Фюзеляж и крылья – сами видите, мотор свой ресурс почти отработал. Пока работает вроде бы неплохо, но моточасы почти на исходе.
— Оружейник пулеметы и пушку проверял?
— Говорит – все в порядке, а там кто его знает.
— Облетать бы аэроплан.
— Да кто же вам даст? В обоих концах взлетной полосы – счетверенные зенитные установки «максимов» стоят. Они приказ имеют: коли вылет не по приказу – стрелять на поражение.
— Сурово!
— Я же сказал: порядки – как на зоне.
— Я там не был, потому не знаю.
— И я не был. Дружбан рассказывал – он еще до войны сидел.
Михаил посидел в кабине, запустил двигатель, послушал его работу, подвигал педалями и ручкой управления. Выбравшись из кабины, спросил у Павла:
— Где здесь столовая?
— Вон там. — Павел показал рукой. — Но кормежка поганая – не то что в моем бывшем авиаполку. Да сами узнаете, когда попробуете.
Кормили и в самом деле неважно. Жидкий суп с перловкой и капустой, перловая каша с куском соленой донельзя селедки, три куска черного хлеба с чаем без сахара. Сдохнуть – не сдохнешь, но на подвиги не потянет. Плохо, что черный хлеб – от него на высоте кишечник дует. И сахара нет, а он нужен для остроты зрения. Наверное, так заключенных в лагерях кормят. И не пойдешь, не пожалуешься, потому как осужденный – штрафник и есть. И прав никаких нет – только воевать. Как говорилось еще до войны: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
После обеда, каким бы он ни был, в казарму – если угодно, в барак – пришел капитан Федоров вместе со штурманом эскадрильи. Они относились к так называемому постоянному составу полка, штрафники же – к переменному. Изучали полетные карты предстоящих боевых действий. Штурман указывал на характерные особенности местности. Федоров вкратце объяснил, кто противостоит нашим авиачастям.
— На аэродроме Дугино базируется пятьдесят третья бомбардировочная эскадра «Легион Кондор». Опытные летчики, еще в Испании воевали, потом – во Франции. На аэродроме Дятлиха – пятьдесят вторая истребительная эскадра – на Ме-109Е. Тоже не подарок. По показаниям сбитых немецких летчиков, воевали на Западном фронте, против Англии, потом – Польская кампания. Асы тертые! Потому ухо нужно востро держать. Тактика у них излюбленная: нападать с высоты – из-за облаков, бить сверху и в хвост. Я тут ваши летные книжки просмотрел. Наиболее опытных назначаю ведущими – состав звеньев назову сразу. Прежние заслуги и звания не в счет. Хижняков – ведущий первой пары, Иванов – ведомый.
— Есть!
— Борисов – ведущий второй пары, ведомым – Алейников.
— Есть.
Федоров разбил всех восьмерых пилотов на пары.
— Конечно, слетаться бы надо, да времени нет, это уж как получится на боевом задании. Изучайте карты, завтра – вылет.
Ночью пилоты спали плохо. Михаил и сам крутился в постели и чувствовал, что другие не спят – ворочаются, вздыхают. Дураку понятно, что штрафников бросят в самое пекло. Да ведь все штрафники – пилоты опытные, не боя боятся – боятся быть сбитыми над чужой территорией.
Потом Михаилу пришла в голову старая поговорка: «Мертвые сраму не имут». И в самом деле: воевать он будет, как и раньше, за чужие спины не станет прятаться, а если собьют – так у него родни нет, горевать некому. С тем и уснул.
После подъема он поглядел на своих друзей по несчастью – лица хмурые.
— Чего головы повесили? Не на Колыму лес валить идете – в бой против врага! Бить его можно и нужно, а в телогрейке вы будете или в реглане – какая разница!
