Я почувствовал, как тепло и благость разливаются с живота по всему телу. Глаза начали закрываться сами собой.
— Андрей, веди в приказ, дьяк Выродов комнату с постелью обещал. Спать хочу — сил нет.
— Пошли, пошли, боярин. Как же — в седле целый день, а потом не евши. Эдак любой устанет.
Стражник у дверей Разбойного приказа узнав Андрея, отступил в сторону. Несмотря на поздний час, по коридору сновали служивые.
Андрей провел меня на второй этаж, открыл ключом дверь и сделал приглашающий жест.
Я зашел, уселся на постель. Андрей зажег свечу, поставил на стол.
— Тулуп давай, боярин. Э, да ты уже совсем квелый. Давай-ка я с тебя сапоги стяну, да ложись.
Уснул я мгновенно, как в яму провалился. И спал, как мне показалось, недолго.
Проснулся внезапно, от ощущения, что в комнате кто-то есть. Осторожно открыл глаза. За столом сидел Андрей, крутил в руках пистолет. Я цапнул себя за пояс — нет оружия. Потом только дошло, что в комнате светло, а свеча не горит. Стало быть — уже утро, рассвело.
— Андрей, ты чего — не уходил?
— Почему же, уходил, поспал в соседней комнате. Захожу утром, а ты свернулся, да пистолет за поясом в ребра упирается. Ты уж прости, вытащил его от греха подальше.
Андрей вернул мне пистолет.
— Андрей, мне бы умыться да поесть. Неизвестно, когда кушать в следующий раз придется. А потом проглядим списки — кто во дворец ходил в день убийства?
Я поднялся, надел сапоги. Тело после нескольких дней скачки еще ныло, особенно ноги и пятая точка. Вспомнив, что сегодня снова предстоит ехать верхами, я чуть зубами не заскрежетал.
Пока я умывался, Андрей принес миску с горячей гречневой кашей и кувшин с квасом, положил на стол краюху хлеба. Я жадно съел, поблагодарив Андрея. Тот вынес пустую посуду и вернулся с бумагами в руках.
— Тебе всех счесть?
— Дай, я сам просмотрю.
Я начал читать бумаги. Допрос стрельца Коркина — так… и далее десять фамилий — боярин Барбашин, бояре Денисьев, Трубецкой, Румянцев и еще, и еще… Взял второй лист. Стрелец другой, фамилии почти те же самые. Все не запомнить.
Я взял чистый лист бумаги, Андрей услужливо подвинул чернильницу с пером.
— Давай сведем всех в одну бумагу. Бери по порядку листы, читай фамилии.
Андрей стал зачитывать список, а я записывал. Во втором и последующих листах фамилии часто повторялись, но их я уже не писал, только черточки ставил напротив фамилий.
Когда закончили с писаниной, в итоге получилось четырнадцать человек.
— Андрей, это все?
— Все.
— А обслуга где? Кто-то же на кухне кашеварит, во дворце убирает, белье стирает, на стол подает. А рынды где? А служивые из Дворцового приказа? Надо было бы писать всех.
— Так это же список какой выйдет! — изумился мой помощник.
— Понятно, неохота, но надо. Учти на будущее.
Я свернул бумажку с написанными мною фамилиями, сунул за пазуху.
— Лошади готовы?
— Под седлом уже.
Мы прошли по коридору на задний двор, поднялись в седла, тронулись. По Москве ехали шагом, а, миновав посады, пришпорили коней.
Часа через три на пригорке показалось сельцо.
— Голутвино, имение боярское.
— Ты вот что, Андрей. Я сам поговорю с боярыней. Ты смотри, слушай, но не встревай.
— Понял — слушать и молчать.
Мы доехали до усадьбы.
Хмурый слуга пускать не хотел, но после того как Андрей рявкнул: «Разбойный приказ, по велению государя!» — открыл ворота.
Мы спешились, завели коней во двор в поводу. Въехать верхом мог только сам хозяин или государь. Иначе такой поступок сочли бы проявлением неуважения к хозяину, и нарушителя обычая могли побить палками.
Слуга принял поводья, мы взошли на ступени высокого крыльца, отворили дверь.
С трудом удалось уговорить служанку позвать боярыню.
Через некоторое время хозяйка дома спустилась по лестнице. Одета в черное, глаза — опухшие от слез.
Я извинился за визит, объяснив, что мы приехали ненадолго.
Боярыня пригласила нас в горницу. Села сама, указала на лавку нам. Усевшись, я откашлялся.
— Мы из Разбойного приказа, по велению государя проводим сыск. Убийцу мужа твоего — царствие ему небесное, ищем, боярыня.
— А если и найдете, мужа уже не вернуть.
— Зло должно быть наказано, тогда душа боярская покой обретет.
— Что вас интересует?
— Расскажи, боярыня, кто в знакомцах ходил у хозяина?
Боярыня назвала несколько фамилий.
— А враги были у боярина?
— Явных — ну чтобы убить могли, не было, но завидовали боярину многие. Не всем удается ближним боярином стать. Это же какая честь — быть вблизи государя, помогать по мере сил.
— Назови завистников.
— Вдруг ошибусь, а вы их на дыбу?
— Да что же мы, на кровопивцев похожи? И не позволит никто по одному лишь слову на дыбу.
Боярыня колебалась, потом все-таки решилась.
— Бороздин Михаил, Белевский Алексей, Морозов Дмитрий, Соковнин Петр, Румянцев Василий.
— Подожди, боярыня. Это какой же Соков- нин? Левша который?
— Да нет же. Левша — Морозов. Он даже пишет левой рукой. Поговаривают — то дьявольская отметина.
— Ну, это лишнее наговаривают. А полюбовницы у боярина не было?
Боярыня покраснела.
— Нет, не слыхала. Да и хозяин мой в летах был, не до девок ему. Сыновья подрастают, все заботы о них были.
Я краем глаза глянул на Андрея. Он поерзывал на лавке, снедаемый с трудом сдерживаемым нетерпением.
Я поднялся.
— Прости, боярыня, что в сей час скорбный потревожили тебя. Прощай.
Мы с Андреем откланялись, надели в сенях тулупы и вышли во двор. Слуга снял с лошадей заботливо наброшенные попоны. Мы взяли поводья, вывели лошадей со двора и поднялись в седла. Тронули лошадей.
— Боярин, брать его надо, брать немедля и — в подвал, в пыточную, — разом выдохнул мой молодой коллега по сыску.
— Ты о ком?
— Да о Морозове этом. Сам же слышал, что левша он.
Глаза Андрея азартно горели. Видимо, он почувствовал, что напал на след убийцы, и его распирала жажда немедленных, стремительных действий, предвкушение быстрого, громкого успеха. Да и у кого в такие годы не закружится голова? Лишь горький опыт неудач и трагических ошибок может отрезвить лихую голову, но этого опыта моему молодому помощнику еще долго надо набираться.
