Однако я держал ухо востро — на такие посты людей мягких да безвольных не назначают.
— Итак, не будем терять времени, бояре. Что требуется от меня?
— Ну, вы тут сами разбирайтесь, а у меня еще дела, — Федор откланялся и ушел.
— Мне посмотреть хранилище надо и ларец. Кстати, он тоже в хранилище стоит?
— Там, будь он неладен.
— Свечку прихвати.
— Там факел есть и масляный светильник. Пойдем.
Мы спустились по крутым ступенькам в подвал. В небольшом коридоре стояли два стража. Увидев нас, они дернулись было к саблям на боку, но успокоились.
Дьяк снял с пояса связку ключей и отпер одну из четырех дверей — тяжелую, из дуба, окованную железными полосами.
Мы вошли в хранилище. Окон тут не было, помещение сухое, воздух свежий. Не иначе — вентиляция есть. И как ей не быть — тут же и шкурки, и меховые изделия хранят, а им нельзя в затхлом воздухе находиться.
На одном из сундуков стоял ларец довольно внушительного вида — как маленький сундук. Локоть в длину, чуть меньше — в ширину и высоту.
Дьяк вздохнул, отпер замок, откинул крышку. На дне ларца сиротливо лежала опись. А что, собственно, я хотел увидеть? Были бы там ценности — меня никто бы не позвал. — Я бы хотел остаться здесь один — ненадолго.
Дьяк окинул взглядом стоящие в подвале сундуки — наверняка с добром немалым, вздохнул.
— Ты уж прости, боярин, но я тебя снаружи замкну.
— Давай, но через полчаса отопри.
Дьяк потоптался в хранилище, еще раз тяжко вздохнул, повернулся и вышел. Хлопнула массивная дверь, лязгнул замок. Я остался один.
Помещение освещалось двумя факелами — скорее всего, они горели постоянно, так как потолок был изрядно закопчен. И еще — горели они ровно, подтверждая, что есть в подвал приток воздуха.
Я начал осматривать стены и нашел два продыха. Я поднес факел к одному — огонь отклонился к отверстию. Ага, значит этот — на вытяжку. Ощупал его руками. Сделан давно, не переделывался, по размерам невелик: голова пройти может, но тело — нет. Стало быть, залезть сюда через отдушины и украсть что-либо нельзя. Окон нет, у дверей — охрана.
Значит, ценности забрал кто-то свой, причем имеющий к ним доступ.
Я решил бросить немного порошка на факел — за неимением свечи, чтобы вызвать хрономираж. Должна же быть отгадка?
Из мешочка на груди я взял несколько крупинок и бросил их в пламя факела. Сам уселся на один из сундуков.
И вот — в центре подвала появилось нечто зыбкое, колеблющееся. Видение начало сгущаться, стало четким.
Я увидел этот же подвал, ларец, стоящий на сундуке, горящие факелы. И ничего больше — ровным счетом, никакого движения. Что за чертовщина? Ценности пропали, а за ночь к ларцу никто не подходил. В конце концов, не нечистая же сила ценности забрала? Зачем ей золото? Им кровь людскую теплую подавай да души.
Я сидел на сундуке и тупо глядел на видение.
Вот открылась дверь, человек в одежде подьячего поставил ларец и вышел. Затем вошли двое, с кряхтением втащили сундук и ушли. К ларцу даже близко никто не подошел, не взглянул.
Видение стало меркнуть и исчезло. Е-мое, да как же это? Мне удалось просмотреть события в подвале за последние сутки — и ровным счетом ничего, никакой зацепки. А я так надеялся на порошок из склянки. Факир был пьян и фокус не удался. Ой зря я взялся за это дело!
В унынии я уселся на сундук, ожидая, когда вернется дьяк.
Так, паниковать пока рано. Ларец из Казенного приказа забирали с ценностями — по-другому и быть не могло. Ведь если дьяк Посольского приказа получал ценности по описи, а в подвале к ларцу никто не прикасался, то вывод следует один — ларец поставили в подвал уже пустым! А украли ценности по пути из Казенного приказа и до того момента, как ларец водрузили на сундук в подвале.
Надо разговаривать с дьяком. Кто прикасался к ларцу — перевозил, охранял… Не думаю, что таких людей будет много. Да где же этот дьяк?
Как будто услышав мои мысли, загремел замок, распахнулась дверь и вошел дьяк. Он окинул меня подозрительным взглядом, но слишком весомо было слово Кучецкого, что мне можно доверять.
Мы поднялись наверх, в его кабинет. Я уселся в кресло без приглашения и с ходу заявил:
— Ценности из ларца пропали не из подвала — там к нему никто не прикасался. Расскажи подробно, кто прикасался или мог прикасаться к ларцу?
— Я.
— Это понятно. Кто получал ларец с ценностями в Казенном приказе?
— Я и получал, по описи все сверил. Ларец из рук не выпускал — даже в возке.
— Дальше, дальше!
— Приехал к себе, водрузил ларец на стол, вот сюда, — дьяк указал место на столе. — Полюбовался немного: редко когда красоту такую увидишь, уж очень работа искусная.
— Рядом был кто-нибудь?
— Никого. А — нет, подожди, подьячий мой был. Я уже ларец закрывал, когда он зашел.
— И что дальше?
— Меня позвали — барон Максимилианов, Герберштейн приехал. Надо было встретить, уважить — положено.
— А ларец в это время где был?
— Экий ты занудливый. Да на столе и стоял.
— А кабинет был закрыт?
— На ключ, как всегда. У нас в приказе так положено: вышел — дверь на ключ, чтобы никто документы важные не счел. — А потом?
— А что потом? Барона проводил, вызвал подьячего — он ларец в хранилище спустил. Ключи от хранилища только у меня и у подьячего. Да и будь ключи у кого другого, стража к дверям не пустит. Стражники наши, Посольского приказа, трижды проверенные. Кто бы ни пришел, какую бы бумагу ни показал — если нет меня или подьячего, к дверям не подпустят.
Я задумался. Вариантов немного — всего два. Или ценности похитили, когда ларец на столе в пустой комнате стоял, или когда ларец вниз несли — к подвалу. Второй вариант маловероятен — как можно украсть ценности из ларца в коридоре, на виду у писарей и прочего люда? Возможно, но уж очень сомнительно.
Итак, наиболее вероятно, что ценности похитили из комнаты самого дьяка. Ему бы сразу ценности в подвал спустить, а потом уж барона привечать. Да что об этом сейчас говорить? Поздно!
— Я хочу один в комнате твоей побыть — совсем немного.
Дьяк побагровел лицом, но не промолвил ни слова — вышел и запер дверь на ключ.
Не теряя времени, я достал из кожаного мешочка щепотку порошка и бросил на огонь свечи. Сам уселся в кресло и стал ждать.
Снова появилось марево зыбкое, потом — видение. Время в нем отматывалось назад.
Я увидел себя со стороны — вместе с Федором, потом — разный люд посольский, входящий к дьяку, потом снова Федор появился — в одиночку. «Ага, — сообразил я, — это утром было».
