«Сколько морщин, однако, — подумал он. — Хорошо, что в зеркале не так заметно. А то каждое утро расстраивался бы… Как отчётлива связь между людской славой и смертным тленом. Специально постараешься обмануться, так всё равно не дадут…»
Но обмануться всё ещё хотелось. Заглянув в оглавление, он открыл нужную страницу и увидел крупный заголовок:
ПРАВИЛА СМЕРТИ ФЁДОРА ДОСТОЕВСКОГО
Дав взгляду понежиться на чёрных зубцах жирных букв, он поглядел на свою фотографию, воспроизведённую в уменьшенном виде (из-за этого она выглядела не так угнетающе, как на обложке), и, предвкушая скромное и слегка стыдное удовольствие, стал перечитывать коллекцию собственных афоризмов:
— В жизни вам встретится много предметов, из которых выходит отличное дешёвое оружие. Возьмите ящик, бочку, кирпич и киньте их во врага.
— Отняв у врага водку и колбасу, не тратьте патрон на контрольный выстрел — всё равно он скоро умрёт от радиации.
— Always aim for the head. You will do more damage.
— Сбитых с ног легко прикончить на земле одним ударом.
— Кинжалы наносят меньший урон, зато удары ими очень быстры. Кроме того, вы можете научиться наносить врагу удар в спину, незаметно подкравшись сзади.
— Не забывайте осматривать трупы, на них могут оказаться водка и колбаса.
— Никогда не делайте больше одного глотка водки, чтобы нейтрализовать радиацию — иначе рискуете оказаться пьяным в гуще врагов.
— Не старайтесь перебить всех врагов до последнего перед тем, как начнёте высасывать души — вовремя проглоченная душа придаст бодрости и поможет довести схватку до конца.
— Замерших врагов лучше всего разбить на куски, не дожидаясь, пока они оттают.
— Недотёпы, — пробормотал Достоевский, впервые заметив ошибку, — «замерших». Замёрзших! Неужели по смыслу не понятно? Ну болваны! Даже тут всё обгадят.
Читать дальше сразу расхотелось. Швырнув журнал в угол маскировочной ямы, Достоевский нахмурился. Неприятнее всего было сознавать, что он хитрит сам с собой — расстроившись из-за морщин, брызжет злобой на безобидную опечатку.
Зажужжал подкожный дозиметр — как всегда, неожиданно. Достоевский выругался, вынул из кармана фляжку с коньяком и сделал большой глоток. Коньяка осталось ещё на один такой же. Через несколько секунд противное жужжание превратилось в тихий хрип и стихло, словно живший под кожей стальной червяк захлебнулся алкоголем и помер.
Спиртное кончалось. Вдобавок три часа назад был съеден последний кусок колбасы. Пора было собираться на вылазку.
Достоевский подошёл к огневой позиции. Перед окопом лежала старая новогодняя ёлка с игрушками, но просветы между ветвями были достаточно большими, чтобы контролировать всё пространство впереди. Надев очки со святоотческим визором, он припал к прицелу.
С запада, будто по заказу, приближалась группа мёртвых душ. Как обычно, они держались рядом друг с другом. То, что это мёртвые души, было понятно по жёлтому ореолу, который окружал силуэты. Размытая желтизна дрожала только вокруг человеческих фигурок; всё остальное — фонарные столбы, голуби, афишная тумба с плакатом, рекламирующим новую книгу Аксиньи Толстой-Олсуфьевой, — выглядело так же, как при взгляде невооружённым глазом.
«Вооружённый глаз, — подумал Достоевский и вздохнул. — Звучит-то как… Наука мчится вперёд. А вот общественная мысль — разве может она похвастаться чем-нибудь равномасштабным техническому прогрессу?»
Мёртвые души были уже в сотне метров. Подняв очки, Достоевский поднёс к глазам перламутровый театральный бинокль и оглядел их внимательнее.
Впереди шли три мазурика, за ними пятеро студентов (это, конечно, не были настоящие мазурики и студенты — так Достоевский классифицировал мертвяков из-за смутных и не до конца ясных самому ассоциаций). Замыкала процессию пара кавалердавров в белых офицерских мундирах и два некроденщика с поклажей. Всего, как и положено, двенадцать.
Несколько секунд Достоевский раздумывал, что с ними делать — то ли подпустить поближе и расстрелять из штуцера в упор, то ли потратить последнюю подствольную гранату.
«Лучше гранату, — решил он наконец. — Иначе разбегутся…»
Подствольник был давно и надёжно пристрелян, поэтому все последующие действия он выполнил не задумываясь: поднял прицельную планку в крайнее верхнее положение, поймал на мушку букву «Х» в огромной красной надписи «СОТОНА ЛОХЪ» на стене гранитного особняка и стал ждать, когда мёртвые души подойдут ближе.
Под буквой «Х», примерно в полуметре над мостовой, стена была иссечена следами разрывов, похожими на выбитые в камне гигантские ромашки. Со временем прежние отметины исчезали — новые взрывы непрерывно обтёсывали гранит.
«Нет ничего постоянного в мире, — подумал Достоевский, выдыхая перед тем, как нажать на спуск. — Шли двенадцать мертвяков — и где они теперь?»
Граната шлёпнулась о стену, когда вся группа оказалась рядом со словом «ЛОХЪ». Пыхнул синий дымок — это сработал вышибной заряд-распылитель, — а ещё через полсекунды по стене прошла волна, мгновенно разметавшая мертвяков в стороны: взорвался аэрозоль.
«Пу-пум», — долетел низкий приятный звук, похожий на слово из какого-то грозного доисторического языка.
Достоевский снова поднёс к глазам бинокль.
Готовы были все, кроме одного кавалердавра — он крутился на месте, загребая ногой в окровавленной штанине, совсем как недодавленное насекомое. Не хотелось даже думать, что пережил бы бедняга, будь он живым человеком. Достать его из штуцера было трудно — уж слишком быстро крутился, — но рядом, по счастью, стояла стандартная красная бочка с бензином.
Припав к штуцеру, Достоевский опустил планку прицела на два деления, поймал в диоптрический кружок жёлтую маркировку на бочке, задержал дыхание и выстрелил. Бочка превратилась в клуб жёлтого огня, и с кавалердавром было покончено.
«Зря трачу патроны, — грустно отметил Достоевский, вылезая из маскировочной ямы. — Нарушаю свои же правила…»
Перебравшись через ёлку, он подошёл к месту взрыва.
Вблизи трупы выглядели скверно. Особенно жуткими казались выпученные глаза — будто мертвецов кто-то сильно удивил перед смертью. Вакуум.
«Отчего так дешева стала жизнь? — подумал Достоевский. — Да оттого, что дешева смерть. Раньше в битве умирало двадцать тысяч человек — и про неё помнили веками, потому что каждого из этих двадцати тысяч кому-то надо было лично зарезать. Выпустить кишки недрогнувшей рукой. Одной битвой насыщалась огромная армия бесов, живущих в человеческом уме. А теперь, чтобы погубить двадцать тысяч, достаточно нажать кнопку. Для демонического пиршества мало…»
Улов оказался неплохим. Пять бутылок водки несли студенты — две лопнули при взрыве, но три осталось. У кавалердавров было по фляжке стандартного аристократического коньяку, а у некроденщиков в сумках — четыре батона колбасы, две аптечки и пять бинтов. У мазуриков не имелось ни еды, ни спиртного — зато нашлось три выстрела к подствольнику. Это было самой ценной находкой, потому что в перспективе означало и колбасу, и водку, и другие радости скромной северной жизни. У одного мазурика была ещё и книга — «Изречения Конфуция».
