— Запасного пистолета у меня нет, — сказал он. — Однако вы продолжаете меня ужасать, граф. Кви про кво. Не так, так эдак.
— Знаете, — сказал Т., — мне это совсем недавно говорила одна лошадь. Которая, если разобраться, приходится вам родной сестрой, так что в этом мало удивительного. Вот только она переводила это выражение иначе.
— Лошадь? — ненатурально удивился Кнопф, потихоньку отходя в сторону, — да что вы говорите… Удивительно, граф, что лошади до сих пор о чём-то с вами разговаривают. Знакомство с вами обыкновенно оказывается для них фатальным.
— Не лгите, Кнопф, не со мной, а с вами. Больше того, знакомство с вами чаще всего оказывается фатальным и для людей…
Кнопф перемещался так, чтобы заставить Т. повернуться спиной к своим поверженным компаньонам. Т. заметил это и усмехнулся. Сняв с головы соломенную шляпу, он, не оборачиваясь, кинул её назад. Шляпа прошелестела над дорогой, и стальной диск, скрытый между её полями, врезался в горло сыщику с бакенбардами, который, привстав на локте, из последних сил целился в Т. из своего «дерринджера». За миг до того, как лезвие перебило сонную артерию несчастного, Т. крикнул:
— Поберегись!
— Поистине, второго такого фарисея не видела Земля! — воскликнул Кнопф. — Зачем вы с такой настойчивостью соблюдаете эти идиотские условности? Кого пытаетесь обмануть? Или вам действительно нравится поддерживать у себя иллюзию, что вы безгрешный непротивленец?
— Отчего вы думаете, что это иллюзия? — отозвался Т. — Разве вы не видите, каких усилий и риска мне стоит вести себя по-человечески? Или вы считаете, все похожи на вас в цинизме и равнодушии к чужой боли?
Кнопф покачал головой.
— Лицемер, каков лицемер! Ну ничего, сегодня я выведу вас на чистую воду. У меня приготовлен особый аттракцион. Лойко!
Никто не отозвался на этот крик. Тогда Кнопф поднял ладони ко рту и ещё раз прокричал:
— Лойко!!
Т. услышал за спиной смех и обернулся.
К нему по полю шёл бритый наголо великан с расплющенным носом — тот самый, что хотел бороться с ним у цыганского костра. Он был гол по пояс, в тех же самых зелёных шароварах, заправленных в мягкие татарские сапоги.
— Я говорил, мы ещё встретимся, борода, — сказал цыган. — Вот и пробил час.
Т. улыбнулся.
— Насколько я помню, — ответил он, — вы пользуетесь песочными хронометрами, а они не бьют. Впрочем, кто-нибудь из декадентов мог бы использовать это как парадоксальную метафору. Ударом песочных часов является тишина. Поэтому они всё время бьют вечность…
— Не болтай, — перебил цыган. — В прошлый раз ты задурил нам голову, но сейчас не выйдет. Будем бороться до смерти… Твоей смерти.
— Этого не обещаю, — сказал Т.
Цыган шагнул к нему, взмахнул кулаком и вдруг предательски развернулся и ударил ногой — с проворством, совершенно неожиданным в таком огромном человеке. Т. отпрыгнул. Тогда цыган подскочил к нему и попытался дать кулаком в ухо. Т. опять увернулся, но в следующую секунду Лойко сильно хлестнул его по щеке ладонью. Скривившись от боли, Т. толкнул его двумя руками в живот.
Этот толчок выглядел не особенно сильным — будто Т. отпихнул заигравшегося мальчишку. Но лицо цыгана позеленело. Он согнулся, присел и некоторое время силился вдохнуть, ловя ртом непослушный воздух. Т. вытер рукавом выступившую в углу рта кровь.
— Я советовал бы вам прекратить насилие, — сказал он. — Иначе последствия будут самыми печальными.
Лойко распрямился. В его руках появились два кривых ножа, которые он прятал в голенищах. Не тратя времени на слова, он бросился на Т.
Дальнейшее выглядело так, словно Т. с цыганом принялись танцевать какой-то легкомысленный танец, заключавшийся в том, что Т. подныривал цыгану под руки, постоянно оказываясь у него за спиной. Они сделали два или три па, и выяснилось, что Т. крепко держит цыгана за оба запястья, остановив нацеленные ему в грудь лезвия в нескольких дюймах от своей рубашки.
Удерживать цыгана было трудно — лицо Т. покраснело.
— Вы уверены, что не желаете прекратить? — спросил он хриплым от напряжения голосом. — Ещё не поздно…
— Я разрежу тебя на ремни, — прошипел цыган.
Т. сощурился.
— В Евангелие от Матфея сказано, — проговорил он, причём из его голоса вдруг исчез весь хрип, — кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и левую. Евангелист Лука повторяет: ударившему тебя по щеке подставь и другую…
Т. подтянул цыгана ближе к себе, так, что их лица почти соприкоснулись.
— Вы, сударь, имели наглость ударить меня в правую щеку, — продолжал он, задрав бороду вверх, так, что её серо-стальная метла оказалась вровень с цыганским лицом. — Так вот вам левая! А вот правая! Левая! Правая! Левая! Правая! А вот левая! А теперь правая!
Т. яростно мотал головой из стороны в сторону, и с каждым движением лицо цыгана покрывалось новыми надрезами от зазубрин вплетённого в бороду булата. Цыган уже кричал, а Т. всё повторял:
— Правая! Левая! А вот правая! А вот опять левая!
Наконец цыган разжал руки и выронил свои кривые ножи. Тогда Т. пинком ноги оттолкнул его. Воя от страшной боли, цыган выставил перед собой руки и побежал прочь, чуть не опрокинув оказавшегося на пути Кнопфа. Увидев его окровавленное безглазое лицо, Кнопф содрогнулся и потянулся к лежащему в пыли револьверу.
Не теряя ни секунды, Т. бросился навстречу, перекувырнулся в прыжке и подхватил с дороги «дерринджер» мёртвого сыщика. Когда Кнопф навёл свой револьвер на Т., ему в лоб уже глядели два расположенных друг под другом ствола.
— Так вот отчего вас называют «Железная Борода», — прошептал бледный Кнопф. — Кончить это раз и навсегда. Убьём друг друга, раз никто не может взять верх…
— Послушайте, Кнопф, — ответил Т., — мне тоже в тягость эта бессмысленная дуэль. Но поверьте, я могу рассказать вам нечто такое, что полностью изменит ваш взгляд на происходящее. Проявим, наконец, некоторую взаимную терпимость…
— Терпимость? — усмехнулся Кнопф. — Вы изощрённый и жестокий убийца, граф. С вашей бороды каплет кровь, а вы говорите про терпимость? Да вы просто хотите до конца насладиться моей смертью. Наверняка вы замыслили для меня что-то особенно мрачное…
— Не валяйте дурака, — сказал Т. — Давайте объяснимся, пока мы одни и нам не надо играть эти чёртовы роли. Я давно хочу с вами поговорить.
— Да о чём же?
— Я расскажу вам то, что мне довелось узнать о причинах нашей, э-э-э… вражды. Видите эту лавку возле барака? Давайте уберём револьверы, присядем и поговорим.
XI
Пока Т. говорил, Кнопф внимательно осматривал свои рыжие тупоносые башмаки, хмурясь и пришёптывая — словно прикидывая, не пора ли нести их в починку. Однако слушал он внимательно — когда Т. замолчал, он сразу же сказал:
