— Да что с тобой? Ты можешь рассказать?
— Я упал с дерева; одежду всю изодрал, ремень с саблей за сук зацепился, а наверх залезть я уже был не в состоянии. Еле до дома добрался, — почти правду рассказал я.
— Ох, бедненький. Давай я тебя полечу.
— Это чем же?
— Мази вот есть у меня, травками попою, в баню сходим.
— Хорошо, только сначала — поесть.
Лена ушла. Что-то я расклеился: до дома добрался, а в постели расслабился.
Через силу встал, натянул рубашку и легкие порты. Надо хотя бы умыться и в туалет сходить. Потом я зашел в кухню. Мать моя! Когда же Ленка встала? На столе жареные караси со сметаной, курица вареная исходит паром и мясным духом, хлеб свежим своим видом нагоняет зверский аппетит. Сейчас разговеюсь.
Елена уселась рядом, налила в глиняную кружку вина из кувшина. Сотворив молитву и отпив пару глотков, я накинулся на еду. Жена ела скромно, отламывая но маленькому кусочку. Я же разломил курицу пополам и вцепился зубами в ароматное мясо, чуть не заурчав от удовольствия. Ничего вкуснее не ел! Я отрывал зубами крупные куски и, едва прожевав, глотал, запивая вином. У Ленки глаза на лоб полезли.
— Ты просто обжора!
— Ага, — едва разборчиво сказал я с набитым ртом. Пусть думает, что хочет.
Когда от курицы остались только обглоданные косточки и я, поблагодарив Лену, решил слегка отдохнуть, жена положила мне на плечо руку.
— Теперь рассказывай.
— Я же тебе все сказал…
— Подробнее, я хочу все знать.
Пришлось наврать, что, переплыв Волгу, я углубился на земли татарские, влез на дерево и с помощью подзорной трубы стал обозревать окрестности. Пошел дождь, дерево стало скользким, и я упал. До дома шел два дня, не держа и крошки во рту.
— Вот и все, — закончил я свое повествование. У жены по щекам текли слезы.
— Бедненький мой! Так намучился — я уж плохое подумала: сначала — что татары тебя в плен взяли, потом — что убили, затем решила, что ты себе полюбовницу нашел, а меня бросил.
Вот женщины — насочиняют с три короба, из ничего выводы делают.
Я, как мог, ее успокоил — к сожалению, на большее я пока что не был способен, почти калека — и, передохнув, взялся за карасей. Был за мной грех — любил я жареную рыбку даже больше, чем мясо. Тем более что мясо здесь готовить не умели: сварить, пожарить — и все. Невелик выбор. А из колбас — только кровяная. Эх, сейчас бы сервелату или люля-кебаб!
После сытного завтрака, точнее — уже обеда, мы пошли в баню. К этому времени она уже прогрелась. Когда я разделся, Лена жалостливо меня оглядела.
— Увечный ты мой!
— Господи, как я не люблю эти бабские причитания…
Плеснув на каменку квасом, я улегся на полку, попотел. Лена осторожно потерла меня мочалкой. Местами было больно, я кряхтел, но терпел. Обмылся, снова плеснул на камни квасом. Баня заполнилась хлебным духом, от жара волосы чуть не трещали. А теперь — снова на полку.
Жена бережно прошлась над телом веником, а когда он напитался паром и размяк, легонько пошлепала им по моей спине. Хорошо! Что может сравниться с русской баней? Сауна? Нет! А про душ я и не говорю, это — средство гигиены, смыть грязь с тела — не более. Баня же еще и лечит. И вышел я из нее пусть не здоровый, но уже и не разбитый, как корыто завистливой старухи из известной сказки. Теперь можно и поваляться в постели. Дел полно, но я решил позволить себе несколько дней отдыха, если не будет возражать Иван.
Кстати, когда я мельком упомянул про старуху и разбитое корыто, Лена заинтересовалась. И когда она в постели натирала меня мазями, пришлось пересказать всю сказку. Жена настолько заслушалась, что временами бросала занятие и внимала, приоткрыв рот.
— Откуда ты все это знаешь?
— Бабушка в детстве поведала.
Ну не мог же я ей рассказать о Пушкине или мультфильме по его сказке.
Пару дней я провел как падишах. Отъедался, отсыпался, меня мазали мазями и не обременяли работой. Я же за эти дни пересказал почти все сказки и сюжеты мультиков, что удалось вспомнить. Мне кажется, что для Лены услышанное было откровением. Она внимательно слушала, эмоционально сопереживала, иногда плакала, иногда смеялась. Раз даже обиделась за то, что у одной из сказок такой конец. Особенно ей понравилась сказка о спящей царевне. По вечерам иногда она убегала к соседке. Я подозревал, что теперь она уже пересказывает услышанные от меня сказки. Хоть устраивай дома клуб с затейником в моем лице.
Когда я стал чувствовать себя относительно неплохо, пошел на торг. Теперь мне нужны новые компас и подзорная труба. Да и сабля с мушкетоном нужны взамен брошенных. Я ходил от одной оружейной лавки к другой, и меня охватывало разочарование. Нижний — город не маленький, а оружия высокого качества на торгу нет. Видя мое огорчение, приказчик одной лавки сказал:
— Подожди, мне кажется — я знаю, что тебе предложить.
Он ушел в заднюю комнату и вышел с холщовым свертком в руках. На прилавке развернул холст. Там лежали сабля в скромных ножнах и пистолет. Я взялся за рукоять, достал лезвие из ножен. Сабля сразу пришлась по руке. Легкая, с великолепным балансом. Когда я ее еще вытаскивал из пожен, раздался тонкий звенящий звук. Так может подавать голос только очень качественная сталь.
Я стал разглядывать лезвие. На долах проступал рисунок, по не Дамаск — уж его я не спутаю с другим. На лезвии, почти у рукоятки, виднелась надпись «Эспаньола». О, так это Испания! Неужели толедский клинок? Но сколько я ни искал, других надписей на сабле не было. Изгиб лезвия был более выраженным, чем на моей, — явно арабские мотивы. Наборная рукоять из дерева отлично сидела в руке. Сабля понравилась мне сразу, и я решил — беру. Из того, что я видел, это было лучшее. Нет, хорошие клинки были, но больше — мечи, которые я недолюбливал из-за большого веса и невозможности колоть ими. Неплох был и испанский же пистолет.
Цена, однако, была велика. Приказчик пояснил, что саблю и пистолет ему продал иноземец с проходящего судна за два золотых талера, и дешевле, чем за два золотых, он их не отдаст. Пришлось раскошеливаться: сабля и пистолет того стоили, в бою от них будет зависеть жизнь. Ну и конечно же пришлось купить ткани для маскировочного костюма. Один раз он меня уже выручил.
После полудня я направился к посаднику. К сожалению, я его не знал, а воевода Хабар уже ушел с дружинниками в Москву, на соединение с большим войском.
Городской посадник меня не принял — вернее, меня к нему не пропустили. Я долго пытался убедить дьяка в важности сведений, но мне посоветовали подать прошение и ждать ответа. Дождетесь вы, писчие душонки, нападения татарского, тогда забегаете! Сто раз тьфу на вас! Опять придется делать вылазку самому, но при воспоминании о последнем рейде мне становилось не по себе — просто чудом ушел от смерти. И главное — как теперь добраться до их земель?
