Да и должность военного врача на скрипящем качающемся островке из дерева все же не столь завидная, как медик в гарнизоне или полку.
Так что обычно корабельные врачи были двух разрядов.
Во-первых — всякие докторишки-неудачники или вообще выброшенные из университетов за пьянки и глупость студиозусы, запродавшиеся флоту из-за полной никчемности. Во-вторых — темные личности, которым по каким-то малопочтенным причинам стало жарко на твердой земле. Но судовой лекарь «Леопарда» был счастливым исключением — хоть про самого себя он так сказать бы не смог.
Нашел его старший офицер в матросском кабаке в Архатене, где увидел оборванного неряшливого старика, искусно зашивавшего свежий порез на лице, полученный в мелкой поножовщине каким-то пьянчугой — причем орудовал тот иглой не хуже любого портного, сыпля мудреными учеными словечками. Когда странный старик закончил свой труд, получив в награду жменю медяков и стакан рома, капитан сунул серебряный риэль подавальщику и осведомился — что это за ловкий цирюльник тут объявился.
И услышал, что это не какой-то там костоправ-самоучка, а самый что ни есть неподдельный профессор — которого сгубила неумеренная страсть к пьянству.
(И впрямь страсть была неумеренная: ежели не простолюдин, а человек из высшего общества перешел с вина на ром — пиши пропало.)
Дон Нуньес не стал тогда доискиваться до причин столь глубокого падения ученого мужа, а, сообразив что к чему, кликнул матросов, и те оттащили пьяного медикуса на корабль. А когда тот протрезвел, то узнал, что подписал контракт с флотом его благоверного величества на должность корабельного слуги — ибо диплома или свидетельства, нужного для занятия должности медика, при нем, пропившемся до исподнего, само собой не было.
С тех пор старик приобрел толику прежнего благообразного вида, и даже чтобы руки не дрожали, ему уже не требовалась пинта рома. Заодно и выяснилось, что в грех винопития впал он не случайно, а после беседы с братьями-дознавателями супремы: святым отцам показался сомнительным какой-то параграф в написанном им учебнике анатомии — что-то насчет сходства тела человека и обезьяны. Не ересь само собой — тогда разговор был бы другой, а так — «ненадобное суемудрие»…
Но и этого хватило мэтру, чтобы за пару лет из почтенного ученого мужа превратиться в жалкого попрошайку.
Так или иначе, мэтр Айдаро на корабле прижился, хотя и до сих на берег его пускали с большой неохотой — ибо стоило тому завидеть кабак, то держите меня все святые. Да и не стремился тот особо на берег, благо на борту «Леопарда» ему были обеспечены и отличная кормежка, и умеренная порция рома, а главное — полное отсутствие чинов супремы.
Да и взять фельдфебеля морских пехотинцев — тоже ведь находка…
Взор Ронкадора скользнул к форштевню, где, скрестив ноги, сидел полуголый скуластый человек, недвижно обратив лицо в морской простор. Так старшина абордажной команды — фельдфебель Ишоро Сагамо, мог сидеть не один час, а потом вдруг вскочить и взорваться вихрем смертоубийственной стали. Они с Орио были знакомы уже давно — с тех времен, когда дон Ронкадор был еще вторым офицером на лимасском галеоне.
Этот невысокий человек неопределенного возраста, выходец с архипелага Хайян, где вечно грызутся меж собой кланы знати, был непревзойденным мастером меча. Вернее, двух мечей, один из которых носил за спиной, а второй, короткий, на поясе.
Его манера боя была странной и вычурной, но вот сладить с ним было никак невозможно.
Стоило ему спрыгнуть на палубу вражеского корабля — и каждый взмах клинка в каждой из его рук нес смерть оказавшимся на его пути. Полгода назад, когда брали на абордаж фрегат Жако Мердье, этот невысокий скуластый человек двенадцатью ударами убил тринадцать человек — двоих последних угораздило стать друг за другом.
И умельцев вроде него немало в команде галеона — ибо дон Орио де Ронкадор, в отличие от иных своих коллег, не сваливал подбор своих людей целиком на боцманов и квартирмейстеров. Поэтому его команда, вне всякого сомнения, была лучшей какую только можно было собрать здесь и сейчас.
И лично передать приказ не брезговал — теперь вот Довмонт с неделю будет ходить гордый, словно сам король его медалью наградил. Как же, не кто-то, а сам командир не побрезговал снизойти до него.
Он вообще был внимателен к подчиненным. И даже не орал на них, не матерился, а уж о том, чтобы лично раздавать зуботычины, об этом и речи не было.
Именно из-за всего этого какой-то из штабных офицериков объединенной флотилии Изумрудного моря назвал дона Орио «исключением из капитанской породы».
Может, поэтому он и стал лучшим из военных моряков в этой части света (по каковой причине и ценился начальством)? В заморских владениях короны еще умеют ценить честную службу.
…Сюда, в Изумрудное море, дон Орио попал еще зеленым младшим лейтенантом королевского флота. Ему тогда исполнилось восемнадцать. Шесть футов ростом, смелый до безрассудства, любитель приключений, младший отпрыск провинциального северного рода, он был одержим жаждой подвигов и славы.
Вот тогда-то эти края и пленили его на всю жизнь. Чистые манящие воды цвета бирюзы, пышная зелень усеянных пальмами островов и восхитительные краски малиново-багряных тропических закатов… Вкуснейшие фрукты, вкуснейшая рыба, пряности, легкое пальмовое вино… Веселые стройные девушки с огненными глазами были готовы петь и плясать до самого утра.
Да, если вдуматься, был он тогда изрядным глупцом. Слава Эллу, попал под начало самого Ирмано ди Баррако, знаменитого капитана «Барракуды», одного из лучших и храбрейших моряков тех лет, о котором даже пираты с уважением отзывались. Героя, на трех кораблях отбившего у соединенной флотилии хойделльцев и арбоннцев Артахенну.
Тот приметил юного дурачка и начал делать из него человека. А как-то, уже перед тем, как навсегда сойти на берег, ди Баррако вызвал лейтенанта Ронкадора к себе в каюту и, плеснув помощнику дорогого вина из старинной бутыли, извлеченной им из капитанского поставца, изрек:
— Орио, мальчик мой! Я уже почти год изучаю тебя и думаю, что ты далеко пойдешь. Так вот, позволь старику дать тебе три совета, которые пригодятся тебе, когда ты поднимешься на капитанский мостик. Итак, запоминай. Если тебе предстоит с кем-то драться, думай не о его или своих кораблях, а о том, у кого какие команды. Потому что хорошая команда на плохом корабле всегда побьет плохую команду на хорошем. Запомни это накрепко… Во-вторых, если хорошие офицеры могут еще сделать из плохой команды хорошую, то плохие офицеры испортят самую хорошую команду… И, наконец, третье. Хорошая команда на хорошем корабле с хорошими офицерами, но при плохом капитане — это выброшенные в море сто тысяч риэлей… Помни это, мой мальчик, и постарайся быть хорошим капитаном, когда придет твое время.
И вот теперь, не без гордости, де Ронкадор мог сказать, что советы уже восемь лет как покойного старика «Барракуды» пошли на пользу. Под его командой как-никак один из лучших кораблей во всем королевском флоте, а имя Орио, как когда-то имя его учителя, пользуется уважением и среди честных моряков, и даже среди корсаров.
