По окраинам теснились бесчисленные крытые листьями хижины рабов, кабальных и вольноотпущенников.
Именно в Туделе в ожидании очередного каравана судов хранились дары здешней земли. В назначенное время быки и мулы отвозили их на восточный берег перешейка, а там ее грузили на корабли в бухте Аргис.
Купеческая аристократия города была весьма надменной — и имела для этого все основания. Ведь, по большому счету, Тудела содержала Эгерийское королевство, оплачивала новые дворцы короля и войны, которые он вел.
И еще — ни разу пираты не пытались захватить этот город — вольные добытчики как деловые люди избегали бессмысленных затей.
Город слыл неприступным. С одной стороны его оберегали горы, а с трех — крепкие стены, джунгли и болота. К тому же вражеской армии пришлось бы прорубить себе путь сквозь густые леса, пробраться по узким горным проходам, которые с успехом мог бы оборонять даже небольшой отряд. Так какому здравомыслящему военачальнику взбрело бы в голову напасть на Туделу? А потому, когда Эльмано Наур-Иксу или Сархьено становились добычей корсаров, здешние купцы только пожимали плечами и возвращались к своим обычным делам.
Разумеется, весьма досадно, нет, даже очень печально, что их соотечественников постигла такая беда и они лишились всего своего добра, но чего еще им было ждать? Города-то их стояли не на том берегу! Тудела могла жалеть их, но тревожиться? Элл добр, а дела идут…
Если им в душу и закрадывалась мысль о нападении врагов, она тут же исчезала, стоило вспомнить бравую посадку дона Хорхе Ромегаса — военного коменданта. Он ведь кавалер ордена Меча и Солнца, а его дают за десять выигранных сражений.
Так счастливо они и жили в Туделе: с наступлением жары уезжали в загородные поместья, а с наступлением сезона дождей возвращались в город на балы и ассамблеи. Именно такой была Тудела, когда Рагир Морриганх задумал вскрыть этот сундук с сокровищами.
Потом, задним числом, и историки позднейших веков, и чиновники, ведшие расследование по делу «О дерзейшем нападении на королевские владения нечестивого разбойника Рагира» отметили то, что не было известно публике, но что сам Сын Смерти, видимо, знал. Про то, что крепость ни разу не чинилась всерьез с тех самых пор, как была построена, хотя казна истратила на это столько денег, что королевский двор в Толетте вопрошал, уж не из золота ли складывали их строители. Что железные пушки ржавеют в тропической сырости, если за ними не ухаживать — а за ними не ухаживали. Что пороху у защитников немного и учения со стрельбой гарнизон проводил хорошо если раз в год. Что из четырех тысяч гарнизона на самом деле и двух с половиной не наберется…
Но пока туделские купцы лишь пожимали плечами. Рагир? Помилуйте — а королевские солдаты на что? Им ведь платят за это. Не платят? Не наше дело! И вообще — пусть губернатор об этом думает! Самые отборные войска караулили королевские кладовые, казармы с рабами и конюшни с тысячами мулов. Когда до города дошли слухи, что на них идет ужасный Рагир Морриганх, все восприняли это как забавную выдумку, хотя недобрые вести ползли со всех сторон.
И вот, сойдя на берег в бухте Аргис, где даже не было крепости — а лишь причалы и земляные редуты, которые во время погрузки занимали конвойные, а все остальное время стояли пустые, — пираты сошли с кораблей и двинулись в джунгли.
Из еды взяли лишь то, что можно унести с собой — а путь предстоял нелегкий и долгий.
Но они быстро шли вперед — и в немалой степени потому, что на них еще действовал пример капитана Морриганха. С самого начала он вел их, шагая во главе своего войска. Вперед, к Туделе!
Многих била лихорадка, от которой не помогала ни кора хинды, ни ром с порохом, которыми корсары лечились от всех болезней. Но они упрямо шли вперед — Морриганх не мог потерпеть неудачи, потому что еще никогда не терпел неудач.
Часами пробирались они по укромным, еле заметным тропам через заросли диких сахарных деревьев и мангров, огибая перевитые лианами огромные вязы, чьи кроны возносились так высоко к небу, что казалось — упирались в него. Они мокли под нескончаемыми струями тропического дождя, а когда он закончился, джунгли расцвели вдруг миллионами маленьких бриллиантов — то дождевые капли заблестели всеми цветами радуги на широких листьях папоротников и толстых канатах лиан.
Маленькие обитатели джунглей суматошно порскали у них из-под ног, обезьянки поругивали их с веток визгливыми голосами, а тропические попугаи самых невообразимых расцветок громко хлопали крыльями в кронах деревьев и роняли откуда-то сверху ореховую шелуху.
Пираты шли широкой лесной тропой, с обеих сторон окруженной стеной яркой зелени, прочное основание которой составляли деревья, переплетенные ползучими и вьющимися растениями, кустами, лианами и растениями-паразитами так, что внутрь не могло проникнуть ни одно существо, кроме змеи.
Флибустьеры продолжали быстро идти, бесстрашно пролезая через кусты, продираясь сквозь лианы и обходя огромные корни, образовавшие запутанные лабиринты.
Их не останавливали упавшие от старости или поваленные молнией деревья. Флибустьеры продолжали углубляться в чащу, не забывая о необходимых предосторожностях, так как, помимо людей, им приходилось еще страшиться обитателей джунглей: кровожадных ягуаров, ужасных муравьев марабунта, ядовитых змей, сколопендр, исполинских кайманов что иногда забредают в джунгли поохотиться…
Ночами они ложились прямо на траву, накрывшись гигантскими листьями папоротника, подложив свои камзолы и плащи под голову, и засыпали тяжелым сном, пока день медленно угасал.
Монотонное потрескивание цикад иногда перемежалось уханьем ночных птиц, а иногда вдруг где-то совсем рядом громко хрустела ветка под лапами осторожных зверей, которые только по ночам выходили из своих укрытий в поисках добычи…
А утром пираты поднимались, и двигались дальше, подкрепившись горстью орехов или ломтем вяленого мяса. Корсары ели обезьян и сырой дикий маис, ловили змей и лягушек, от одного вида которых кое у кого начиналась тошнота. Однажды убили каймана, но зверь оказался старым, и от мяса так разило мускусным духом, что их тут же вывернуло наизнанку. В другой раз подстрелили и съели ягуара, зажарив на вертеле. При этом даже находили в себе силы шутить, что раз ягуару позволено есть людишек, людям тем более можно кушать ягуарятину.
Местность вокруг стала постепенно меняться — непроходимые джунгли уступали место холмистым, слегка заболоченным землям, гигантские деревья — низким, ползучим кустарникам с колючими ветвями, усыпанными огромными белыми цветами. Соцветия издавали сладковатый аромат, слегка пьянящий и какой-то усыпляющий — и огромные бабочки самых причудливых расцветок вились над ними, словно исполняя необычный танец.
Три дня пробивалась колонна пиратов сквозь лесные дебри, а на четвертый, когда солнце стояло уже высоко в небе, раздался радостный крик разведчиков. Они вышли на опушку леса. Перед ними расстилалась бескрайняя долина, за которой на горизонте виднелась морская синь, а вдали маячили первые городские строения. Выбравшись из леса на равнину перед городом, оборванные и измученные флибустьеры увидели Туделу, купающуюся в золотом сиянии солнца. И каждый невольно подумал, что ему почудился этот белый город.