— Дальше. — Кауфман жестом показал, что противостояние индусов и арабов его не интересует.
— Урус продолжает развивать наступление на запад…
— Бои сильные?
— Да.
— Мутабор?
— Отмечены редкие атаки. — Зарубин выдержал многозначительную паузу. — Пока.
— Федеральный Центр?
— Его не трогают.
— Болотные канторы?
— Можно сказать, что они перестали существовать.
Мертвый внимательно посмотрел на карту Болота.
На новую карту нового Болота, которое формировалось в беспощадных уличных боях.
Урус и Шанхайчик оттяпают жирные куски. Вудуисты, вполне возможно, организуют свой маленький анклав. Аравийцы, если не опомнятся и не перестанут задирать индусов, тоже имеют шанс расширить территорию. Равновесие, десятилетиями выстраиваемое и аккуратно поддерживаемое в Москве, рухнуло, кровью забрызгав все вокруг.
— Потери?
— По нашим оценкам, пострадало до двадцати процентов населения Болота. Это убитые и раненые. И больше половины людей покинули свои дома.
В льдистых глазах Мертвого сверкнул заинтересованный огонек.
— Куда они бегут?
— У кого есть возможность — в Урус, Аравию и на другие территории. К друзьям и сородичам. Остальные скапливаются здесь. — Зарубин очертил зону на северо-западе Болота.
Все правильно: вудуисты, китайцы и банды с Уруса не оставили людям другого выхода.
— Сколько их?
— Тысячи.
Кауфман удивленно поднял бровь.
— Сколько?
— В первой волне беженцев не менее сорока тысяч человек, — торопливо уточнил Зарубин. — Но люди продолжают прибывать…
— Фильтрационные пункты готовы?
— Так точно.
— Открывайте Колыму. — Мертвый откинулся на спинку кресла. — Сообщите по всем каналам, что мы готовы принять любое количество беженцев…
— Без оружия! Повторяю: вооруженные лица на Колыму не допускаются! Желающие получить статус беженца обязаны оставить оружие за пределами зоны безопасности и только после этого идти к воротам! Без оружия! Повторяю…
Ушли?
Спаслись?
Выжили?
Все Бобры, даже самый умный — Николай Николаевич, — смотрели на Тимоху: что скажет?
А тот, в свою очередь, с выводами не торопился. Поглядел в сторону чадящего и постреливающего Болота, сплюнул, коротко выругался, развернулся и хмуро уставился на распахнутые ворота корпоративной промышленной зоны, в которые лился поток перепуганных беженцев. Женщины, дети, мужчины… целые семьи и одиночки. Сумрачные и рыдающие. Бессвязно благодарящие безов и цедящие сквозь зубы невнятные ругательства. Люди, потерявшие все.
— Пойдем туда? — осторожно осведомился Петруха.
Пересидеть, затаиться, укрыться от победителей.
Ничего другого не остается. Кантора погибла. Клубы и склады разграблены. Те парни, что не легли на улицах, разбежались, решив выживать поодиночке. Их опять, как когда-то давно, четверо. И все начинать сначала. Или сначала, но по-другому?
— Наш золотой вагон в Шарике, — негромко произнес Николай Николаевич. — А Шарик не тронули.
То есть деньги у них есть. И деньги большие. Спасибо младшему брату.
Но Тимоха не ответил, продолжая разглядывать приветливо распахнутые ворота на Колыму. Бронетранспортеры, ощетинившиеся стволами крупнокалиберных пулеметов и скорострельных пушек. Безов с наноскопами, споро, но внимательно досматривающих беженцев. Висящий над головами вертолет огневой поддержки.
Разглядел. Снова посмотрел назад и снова сплюнул.
— Болото умерло, братья. В него мы не вернемся.
Тимоха отбросил автомат, скинул «сбрую» с кобурой и подсумком и решительно направился к безам…
Тот факт, что где-то в Москве, оказывается, продолжается мирная жизнь, вызывал даже не удивление — ошеломление.
Нет стрельбы, нет взрывов, люди не пытаются тебя убить, а ведут себя… заторможенно. Люди оставили эмоции в аду Болота, у них нет сил даже на слезы, на крики отчаяния или радостные вопли. Они могут лишь сидеть и принимать из рук санитаров одеяла и воду. Они могут лишь подставлять для перевязки раны и смотреть на безов. На бронетранспортеры и тяжелые грузовики. У людей нет даже сил на вопрос: где, вашу мать, вы были все это время? Потом, когда пройдет шок, конечно, спросят, и им ответят, что безы не творят чудеса и неспособны воевать против всего Анклава сразу. И им придется поверить, потому что это — правда. А вопрос, почему Мертвый и пальцем не пошевелил для предотвращения беспорядков, не прозвучит, потому что беспорядки везде и всюду, в Анклавах и государствах, а Мертвый не волшебник.
— Чемода-ан?
— Тут кейс, тут! И Козявка тоже, — Таратута с улыбкой посмотрел на Олово. — Как все прошло?
— Мог бы не ходить, — ответил маленький слуга, усаживаясь на чемодан. — Па-атриция молодец.
— Ну да, конечно.
— Не веришь? — удивился слуга.
— Тебе? Ты всегда говоришь только то, что нужно.
— А-а ты — трепло.
Довольный собой Олово закрыл глаза, демонстрируя, что не прочь подремать.
— Я трепло? — Филя возмущенно посмотрел на друга, но спорить не стал. Лишь хмыкнул и перевел взгляд на Руса, подошедшего к стоящей в нескольких шагах от собеседников Патриции.
— Как Мата? — поинтересовалась девушка.
Устало поинтересовалась, скорее из вежливости, для поддержания, так сказать, разговора. Пэт еще никому не звонила, не сообщала, где она, просто отдыхала. Умылась, выпила бутылку минеральной воды, сняла и выбросила разорванную кожаную куртку, оставшись в коротком топе, а потом отошла в сторону и стала смотреть на беженцев. На сорванных с места людей, которых безы распределяли по наспех сформированным лагерям.
Казалось, что время для разговора не самое лучшее, однако Лакри так не считал. Услышав вопрос Пэт, он машинально обернулся назад, на полулежащую возле мотоцикла невесту, над которой хлопотала Мамаша Даша, и ответил:
— Все в порядке. — Помолчал. — И с ребенком будет все в порядке.
— Вот и хорошо.
Тоном и словами Патриция показала, что тема закрыта, однако взгляд, брошенный ею на инженера, не оставлял сомнений в том, что девушка ждет продолжения.
— Ты спасла женщину, которую я люблю, и нашего ребенка, — тихо произнес Лакри.
— И теперь ты мне должен.
