Антония натянула комбинезон, надела маску, закутала лицо шарфом и поднялась на поверхность Мтавинамуарви. Она направлялась к кораблю в полной темноте, при свете одних лишь звезд, но ничего не боялась. Это был ее мир, где она родилась и провела все свое странное детство.
Поэтому человек в огромном незнакомом скафандре, вышедший из разгромленного «корморана», показался ей страшнее всего на свете.
Вопя во все горло, она кинулась прочь, но оступилась в метеоритной выбоине и упала. И только тогда увидела чужой корабль, что стоял, раскинув опоры, прямо за «кормораном». В следующий миг ее уже подхватили, поставили на ноги и попытались успокоить… хотя двенадцатилетняя девочка в комбинезоне не по размеру и не по погоде была самым последним, что патрульники ожидали найти на этой давно вымершей планете. (То, что на самом деле Антонии было четырнадцать с лишним, никому не пришло в голову.) «Послушай меня, — торопливо твердил ей гигант с лишенным растительности и потому отвратительно гладким зеленовато-бурым лицом, — послушай внимательно, соберись с мыслями и ответь: здесь есть еще живые взрослые?» — «Нет, — рассудительно и безжалостно ответила она, стараясь не глядеть в это ужасающее лицо, — осталась только я. Все спят…» — «Нам надо спешить, — сказал гигант. — Вот-вот снова посыплется эта пакость… На следующем витке мы высадимся здесь же и заберем твои вещи, идет?» — «Кто идет? Куда?!» Но ее уже тащили на патрульный корабль.
Арлан Бреннан, командор Звездного Патруля, невольно обманул Антонию. Он не вернулся на планету на следующем витке… Едва только девочку извлекли из грязного кокона, который заменял ей одежду, скафандр и дыхательную маску, как с ней начались конвульсии. Лицо, и без того бледное, сделалось голубым от удушья, горлом пошла пена. За считанные секунды Антония провалилась в глубокую кому. Бортовой медик в панике вогнал ей в вену два кубика гибернала, чтобы хоть как-то затормозить жизненные процессы. «Чем она там дышала? — орал он на ни в чем не повинного Бреннана. — Что за газовая смесь была у нее в скафандре?!» — «Какой, к дьяволу, скафандр? — отбивался Бреннан. — Она дышала атмосферным воздухом!» — «Так вот: в нашем воздухе она умирает! Она никогда им не дышала, ты понимаешь?!» — «Я не могу вернуть ее назад, — мрачно сказал Бреннан. — Мы только что ушли из-под самого паскудного метеорного дождя, который я в жизни видел…» — «Если мы в течение трех часов не доставим девочку на „Сирано“, она погибнет…» — «Доставим, — обещал Бреннан. — Доставим за полтора часа, хотя бы меня черти съели».
На галактическом стационаре «Сирано де Бержерак» Антония, больше похожая на китайскую фарфоровую куклу, оставалась в коме недолго. Уже вечером того же дня она угодила в руки реаниматологов, специально вызванных с Титанума, ближайшего мира Федерации. Ее поместили в герметический бокс, заполненный газовой смесью, сходной по составу с той, что всю жизнь окружала ее на Мтавинамуарви. Антония пришла в себя, хотя по-прежнему выглядела затравленным зверьком. Каждое новое лицо приводило ее в панику. Персонал стационара не сговариваясь окрестил ее «девочкой-Маугли», а какой-то острослов тут же переделал это прозвище в «мауглетку». Прибывший тем же рейсом детский психолог, однако же, сумел завоевать ее доверие — он носил пышную и не слишком опрятную светлую бороду. И он сделал правильные выводы: в первое время к «мауглетке» допускались только женщины и бородатые мужчины.;. Исключение было совершено для Бреннана. «Привет, — сказал тертый звездоход, волнуясь, как школяр. — Помнишь меня? Я выполнил свое обещание и вернулся на планету. Только, видишь ли, я не нашел место, где ты могла жить так долго. Ведь ты была там не одна?» Антония кивнула, отводя взгляд от жуткого лица. «Мы просмотрели твои кристаллики. С тобой должны были оставаться по меньшей мере двое взрослых. Что с ними?» — «Они уснули», — еле слышно ответила Антония. «Понятно, — ответил Бреннан, хотя на самом деле понимал крайне мало. — А ты можешь подсказать мне, как найти дорогу в твой дом? Или, еще лучше, нарисовать? Я принес тебе мемограф… ведь ты знаешь, как им пользоваться?» Антония кивнула, хотя новый мемограф никак не напоминал то, чем ей приходилось пользоваться в Убежище. Прибор скользнул внутрь узилища сквозь зашторенное изолирующим полем окошко. «Я подожду», — сказал Бреннан и уселся в кресле напротив прозрачной стены бокса. Антония рисовала, повернувшись к нему спиной. «У меня есть дочь, такая же, как ты, — промолвил Бреннан, чтобы хоть чем-то заполнить затянувшуюся паузу. — Она тоже любит рисовать. Ее зовут Анна-Матильда. Хочешь с ней познакомиться, когда поправишься?» — «Нет! — проскрежетала „мауглетка“. — Меня зовут Антония Стокке-Линдфорс, и я никогда не поправлюсь, потому что я и так здорова!» — «Конечно, ты в полном порядке…» — пробормотал обескураженный Бреннан. «Вот твой рисунок, — почти выкрикнула Антония и протолкнула мемограф через окошко. — Но ты все равно ничего не найдешь без, меня!»
Она была права. Ни Бреннан, ни его товарищи, ни один человек из числа сотрудников «Сирано» не смогли хоть как-то интерпретировать схему «Храма мертвой богини», выполненную в четырехмерной системе координат. Пришлось связаться с кафедрой полиметрической математики Сорбонны… Полученное заключение гласило: «Девочка феноменально талантлива, но над вами просто потешается. Прилагаемая схема имеет своей целью лишь запутать вас или направить по ложному пути…»
Спустя полтора месяца Антония Стокке-Линдфорс, чистенькая, коротко стриженая, упакованная в джинсовый костюмчик, почти полностью адаптировавшаяся к земному воздуху, почти избавившаяся от своих многочисленных фобий, почти здоровая по общечеловеческим нормам, летела в салоне грузопассажирского галатрампа на Землю. Это было ее первое сознательное космическое путешествие. Она натерла носик об иллюминатор, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной темноте за бортом. «А до Мтавинамуарви отсюда далеко?» — спросила Антония сопровождавшую ее Риву Меркантини, сотрудницу Вселенского приюта святой Марии-Тифании. «Полагаю, очень далеко, милая», — ответила тифанитка. «Там остались мама Тельма и папа Стаффан, — сказала Антония. — Они спят. Но я вернусь за ними. Обязательно вернусь и разбужу». — «Конечно, дорогая», — сказала Рива, отметив про себя, что работавшие с Антонией психологи, утверждая, что-де «из-за критических ошибок воспитания в период первоначального формирования личности девочка определенно не способна питать к кому-либо чувства глубокой привязанности», явно заблуждались…
— Тебе так и не позволили вернуться домой? — спросил я.
— Сказали, что я еще маленькая, чтобы принимать такие решения.
— А… знакомая песенка.
— Я все равно вернусь.
— Ты думаешь, твои родители просто спят?
— Я уверена. Эти годы были для них непрерывным погружением в сон. В этом мире все спят. Просто одни уснули раньше, а другие позже.
— Ты хочешь сказать, что и Эйнар… и даже Аксель Скре и другие крофты…
— Ну конечно. Мтавины долго готовили свой мир к успению. Так они надеялись пережить глобальную катастрофу. Метеорные дожди были не всегда, и, возможно, однажды они прекратятся. Или мтавины надеялись на помощь извне.
— Им нужно было просить о помощи Галактическое Братство…
