— Может быть, ваши воспитанники строят из кубиков себе игрушки. Но получаются-то животные! Тогда они, в меру своего понимания, закладывают в них программы привязанности к создателю. Снабжают неразвитый мозг начатками телепатии. Получаются животные-шизофреники. Звери, чье сознание расщеплено между голосом дикой природы и унизительными программами подольщения и тыканья мордой в ладонь. Но шерстистый носорог не может раскланиваться с прохожими! Даже бубос этого делать не может! Бубос не понимает, чего он хочет. Инстинкт гонит его в лес, на поиски самки. Программа заворачивает к ладоням Майрона. Это не может кончиться добром…
— В любом случае дети — в полной безопасности, — сказал Тонг. — Не думайте, что ментальное программирование бионтов происходит без контроля со стороны учителей. Мы вносим небольшие коррективы и дополнения. Например, программы-предохранители. Которые вызывают прекращение жизнедеятельности бионта в случае проявления агрессии к создателю.
— Теперь понятно, отчего у Майрона его подопытные мрут, как мухи, — раздраженно проговорил Кратов. — И отчего скончался добряк-единорог. Он мог существовать лишь в эмо-фоне чистоты, добра и любви. А когда услышал чьи-то темные мысли, то у него зачесался рог…
Дым, что разводит,
соль и сума добытая, рыбак —
под ветра напором
склонился туда,
куда вовсе не думал!
[1]
Глупая девочка Рисса! Она и не подозревает, что при взгляде на нее в мальчиках давно уже оживают древние, грубые, низменные — с точки зрения единорога! — инстинкты продолжения рода. Да и не только в мальчиках…
— Мы объяснили Риссе ошибку, — сказал Тонг. — Она все поняла. Она больше не хочет делать единорогов. Хотя с позиций абстрактной эстетики единорог был создан безукоризненно… В настоящий момент Рисса больше не хочет заниматься биологией. Но, может быть, это скоро пройдет.
— Ей вовсе не обязательно быть биологом.
— Еще год назад это было ее горячее и, как представлялось воспитателям, искреннее желание.
— Ей вовсе не обязательно заниматься прикладной генетикой. Пусть ухаживает за кроликами.
— Мы предложили ей подобную альтернативу. У нас замечательное стадо племенных коров. Она согласилась — без большой охоты.
— Да, я заметил. Ей хорошо на этом свете и без племенных коров.
— Вы правы. Боюсь, Рисса для биологии утрачена. Я с содроганием жду минуты, когда она попросится домой. Это будет наше маленькое фиаско.
— Наверное, Рисса из тех людей, кому достаточно кошки в доме и собаки на крыльце.
— Ну, что ж… Наверное, мы сможем расстаться с Риссой, содрогаясь от скрытых рыданий… — Кратов пристально заглянул в глаза Тонгу, опасаясь увидеть там насмешку. Но, похоже, учитель говорил вполне серьезно. — Ведь у нас останутся еще Майрон и Грегор.
— И Мерседес? — спросил Кратов, усмехаясь.
— Представьте себе. Пока что эта птичка-колибри прекрасно управляется с опытной делянкой акрора. И если вас ввели в заблуждение наивные карие глазки и глубокомысленные рассуждения о сеньорах и сеньоритах из «мыльных» сериалов, то знайте, что маленькая Мерседес Мартинес Солер — прирожденный фитомедиум поразительной силы и чувствительности.
— Фитомедиум? — Кратов сразу вспомнил поразившую его сценку с сорняком. — Эта цыпа… птичка-колибри воспринимает эмо-фон растений?!
— Эмо-фон — это чересчур сильно сказано. У растений нет эмоций. В то же время они способны модулировать свое биополе в зависимости от изменений в условиях жизнедеятельности. Нельзя отрицать, что и люди, и более примитивные существа, делают то же самое. Так что нет оснований запретить малышке Мерседес называть одно состояние растительного биополя «удовольствием», а другое — «гневом». Мы возлагаем на нее большие надежды. А ведь есть еще Радослав Грим, Дженни Райт, Ёсико Савагути… Если бы прикладная биология входила в сферу ваших интересов, я бы порекомендовал вам запомнить эти имена.
Кратов поглядел поверх седой макушки Тонга. Грядущие надежды мировой, а то и, чем черт не шутит, галактической биологии смиренно кучковались возле своих наставников. Кто сидел за знакомым дощатым столом, выслушивая сопровождаемые размеренным киваниям проповеди учителя Ка Тху о равновесии добра и зла в природе (на примерах из жизни кишечнодышащих и круглоротых, они же мешкожаберные). Кто угнездился в кругу возле большого костра, слушая песни под две гитары и одно укулеле, с которым виртуозно управлялась учитель Кендра Хименес. В сторонке худой и длинный, как жердь, доктор Спанкмайер (что было указано на визитке, пришпиленной к нагрудному карману ослепительно-белой рубашки) обсуждал с сумрачным, как всегда, Грегором поведение «Горгоны Икс Пять». Гениальное дитя Мерседес Мартинес Солер погоняло хворостиной в направлении кухни двоих голенастых подростков постарше, в обычных, но в предзакатный час вряд ли уместных, шляпах — «нон», с крытыми корзинами на коромыслах. Мулаточке очень был бы к лицу какой-нибудь большой красный цветок в убранных по-вечернему волосах. Но теперь Кратов понимал, что никогда в жизни она не сорвет ни единого цветка… Из дальнего загона доносилось капризное взмыкивание бубоса по имени Дракон. Все было хорошо и покойно. Ферма готовилась отойти ко сну.
— У меня самые разнообразные интересы, — сказал Кратов. — Я от рождения любопытен. Должно быть, потому постоянно и встреваю в разные истории. Например, мне доводилось видеть, как диким животным вкладывали лишку ума. Что не мешало им оставаться животными.
— Но вы же пользуетесь космическим кораблем-биотехном. И, похоже, вас не смущает его небольшой, но отчетливый интеллект.
— Биотехны — не бионты. У биотехнов не бывает конфликтов между древними инстинктами и программами. Потому что у них нет древних инстинктов. Биотехны помнят только то, что в них вкладывают создатели. Биотехны никогда не были дикими животными.
— К чему вы клоните, доктор Кратов?
— В последнее время я обнаружил за собой одну неприятную особенность. Вернее, мне указали на нее… старшие братья. Куда бы я ни попал, где бы ни оказался, вскоре выясмялось, что я догонял какую-то неприятность. Не злой рок преследует меня, а я его. Забавно, правда?
— Такого я еще не слышал, — покивал учитель Тонг. — Чтобы не судьба охотилась за человеком, а он был охотником за судьбой!
— Если бы я был охотник, то давно бы уже пристрелил эту чертовку, а шкуру повесил дома над камином… Картина и впрямь странноватая. По Галактике сама собой катится волна катаклизмов, И не одна, кстати говоря — Галактика слишком велика, чтобы позволить себе роскошь безмятежной жизни… Но за одной из этих волн с некоторых пор катится другая. Как будто нечто… или некто… задался целью упредить ее или по меньшей мере свести последствия к минимуму. И я — на гребне этой другой волны.
— Знаете что, доктор Кратов, — сочувственно сказал Тонг. — Я не самый лучший исповедник на острове. А вот не хотите ли поговорить с учителем Ольгердом Бжешчотом? Он прекрасный психоаналитик, правда — детский, но зато один из лучших в своей области…
