Он увидел порхание легких пылинок в едва заметном луче в опасной близости от лица и, не успев отпрянуть, закончил начатый шаг. Этого делать не следовало, но уже ничего нельзя было вернуть. Коридор перед глазами неожиданно загнулся кверху, а не как полагалось бы… Чеканные блюда сорвались со своих подвесок и повели вокруг него хороводы. Красноватый свет, исходивший от керамитовых стен, и без того весьма неяркий, сделался совсем тускл и вязок… словно ягодный кисель…
Его подхватили под руки прежде, чем он обмяк и осел где стоял. Дотащили до глубокого кресла в тесной кабинке, развернули лицом к большому овальному экрану. Что-то сказали — слова были знакомы, но в осмысленные фразы никак не складывались. «Волновой шок… — со скрипом ворочались под черепной коробкой бессвязные, невесть к кому обращенные мысли. — Паралич воли… тупая кукла с идиотской улыбкой… развесив слюни…» На экране было видно, как один из эхайнов, все в тех же облепивших тело идиотских шортах и маечке, вывел наружу четверых людей, казавшихся рядом с ним подростками. Что происходило там, за пеленой дождя, Кратов понимал очень слабо. Люди стояли перед кораблем, никуда не двигаясь, будто чего-то ждали. Потом один упал, как подкошенный… трое продолжали стоять. Упал второй… двое дернулись, но остались стоять на месте, как прикованные. Еще один упал… и лишь тогда изображение зарябило и сгинуло, черная волна тошнотного беспамятства прокатилась от самых пяток до самых корней волос, пол под ногами качнулся, стены выгнулись по-кошачьи, очертания всех предметов, и до того смутные, смазались совершенно — как и всегда бывало при уходе от планеты на ЭМ-тяге в режиме форсажа…
Кратов замотал чугунной — не в шутливом, лолитином смысле, а буквально неподъемной — головой, чтобы стряхнуть наваждение. Мысли по-прежнему своевольничали, путались и разбегались, создавая ощущение бреда наяву.
Маленькая взъерошенная женщина (после эхайнов все люди казались маленькими) в соседнем кресле, в толстом белом свитере и белом, довольно запачканном, джинсовом комбинезоне, сказала, обратив к нему некрасивое скуластое лицо, расписанное грязными потеками высохших слез:
— Спасибо вам.
— За что спасибо?.. — едва различимо спросил пересохшими губами Кратов.
— Вы хотя бы дали этой поганой бестиа по ее поганой роже, — со мстительным наслаждением промолвила Озма.
Интерлюдия. Земля
— И сразу застегнись, — сказал Сидящий Бык, набрасывая ему на плечи просторную мохнатую шубу с капюшоном. — Тридцать пять ниже нуля — это не шутка для монголоида.
— Я русский, — проворчал Кратов, но подчинился.
Ему казалось, что высеченные космически холодным ветром слезы замерзают на щеках, сопровождая хрустом его слова.
Сам же человек-2 был одет в легкомысленную кожаную курточку с меховым воротником, поношенные джинсы и вязаную шапочку с помпоном. На сей раз он обзавелся обычным европейским лицом с немного стертыми, незапоминающимися чертами. Глядя на него, уже не возникало ощущения, будто стоишь перед зеркалом.
— Как ты думаешь, он захочет со мной разговаривать? — спросил Кратов.
— Он очень любознательный человек, — уклончиво ответил Сидящий Бык.
— Чем же я могу быть для него интересен?
— Хотя бы тем, что ты — один из немногих ныне живущих, кто испытал на себе его прибор. Испытал и…
— И что?
— И не захотел еще.
— Это было нетрудно, — сказал Кратов. — Мне не понравилось быть машиной.
— Были такие, кому понравилось.
— И что же с ними стало?
— Почти все они умерли неестественной смертью. Еще полсотни шагов спустя Сидящий Бык вне всякой связи с предыдущим сказал:
— Тебе привет от Бубба.
— Бубб передает мне привет? — изумившись, переспросил Кратов.
— Буквально, разумеется, нет, — поправился человек-2. — Но он вспоминал о тебе часто и с большим пиететом. Поскольку моя специализация — ксенология, то какое-то время местом моей работы был Церус I с его урсиноидами. Как представляется, в конце концов Бубб проникся ко мне доверием. Он даже посвятил мне прелестный стишок:
Лишь тебя увижу —
Взять хочу здоровый дрын,
С силой врезать меж рогов.
Только не достать мне дрын,
И подняться лень…
— Как ты думаешь, он понял, что ты — это не я?
— В каком смысле? — сдержанно удивился Сидящий Бык. Потом кивнул: — А, ты имеешь в виду — понял ли он, что я не человек…
— Значит, ты работал с урсиноидами уже не под моей личиной?
— Ну, разумеется. Ординарному ксенологу маскироваться под мэтра некорректно.
— Это я — то мэтр?!
— А то кто же? — фыркнул Сидящий Бык. — Я работал в одном из своих стандартных обличий. Примерно в таком, как сейчас.
— Стало быть, у тебя несколько лиц. Отчего же ты — Сидящий Бык, а не Янус?
— Янус был всего лишь двулик. Здесь я его превосхожу.
— Ты помнишь хотя бы то лицо, которое увидел в зеркале сразу после рождения?
— Естественно. Я увидел то же лицо, что ты видишь сейчас. Для меня оно стало чем-то вроде белого фрака, надеваемого по особо торжественным случаям. Например, по случаю встречи старинного друга.
— Такая честь! — ввернул Кратов.
— В повседневной жизни я ношу другое лицо. Скажем так: более соответствующее стереотипам человеческого восприятия, возникающим при звуках моего имени.
— Смуглая кожа, мощные скулы, — сказал Кратов. — Крупный нос, понятное дело — орлиный. Жесткие черные пряди до плеч. Иногда увязанные в косичку.
— Как видно, ты имел дело с индейцами, — пробурчал Сидящий Бык.
— Среди моих друзей есть и подлинные индейцы.
— Я отличаюсь от подлинных тем, что не увязываю волосы в косичку, а заплетаю. И не в одну, а в несколько. Все, как на старинных картинках. — Похоже, человек-2 снова шутил. Но полной уверенности в том не было. — Возвращаясь же к Буббу… Нет, он ничего не заподозрил. Его звериное чутье здесь спасовало. Если он и впрямь хотел огреть меня дрыном, то лишь затем, чтобы я не вязался к нему с глупыми вопросами в минуты размышлений о вечности.
— Браво! — сказал Кратов. — Наконец-то у Бубба появилось время для медитации!
— Урсиноиды довольно неплохо живут. После того, как по Церусу прокатился огненный вал по имени «Кратов», они стали господствующим видом на всей Хаффии. — Не видя реакции, Сидящий Бык счел необходимым пояснить: — Хаффия — это такой континент.
— В честь— первооткрывателей с Хаффы, — задумчиво поддакнул Кратов.
— Вот именно… Бубб не выделял меня среди прочих ксенологов. Его доверительный диапазон применительно к людской расе оказался шире, чем это бывает у самих людей. Те выделяют нас быстро и практически безошибочно.
