— Хорошо.
Десять минут мы просто молчали, сидя друг напротив друга. Я смотрел на женщину, а она не сводила глаз с урчащего Шамана.
Потом пришел Валька.
Несколько секунд он стоял в дверях, затем попросил меня на «пару слов». Мы вышли в коридор, и он попросил:
— Выручай.
— Что я должен сделать?
— Уйди и не появляйся до утра.
Я хотел сказать что-то пошлое, вроде: «А хватит ли тебе времени до утра?», но увидел Валькины глаза и понял, что шутить, тем более — глупо шутить, не следует.
Это случилось в субботний вечер, а потому я легко нашел себе компанию. Завалился на пятый этаж, где гудела параллельная группа, и принял участие в попойке. У кого ночевал, не помню. Точнее, помню, но не скажу. Видите, какой я благородный? В общем, ночь прошла весело.
А утром я застал Вальку в необычном для него виде.
Он сидел за столом и пил водку.
— Что-то не так?
— Все прошло отлично. — Он залпом осушил стакан. — Спасибо, что выручил.
И глубоко затянулся сигаретой.
Я бросил взгляд на Шамана — тот смотрел на Вальку без осуждения. Скажем так — понимающе. И я догадался, что для моего друга эта ночь не была веселой.
— Ложись спать.
Он вновь наполнил стакан.
— Извини, что тебе не предлагаю — самому мало.
И выпил.
А под столом лежала еще одна бутылка. Пустая.
— Валька, ложись спать.
— Сейчас лягу.
Он раздавил сигарету в пепельнице. Улыбнулся Шаману. Чуть пошатнулся, но успел ухватиться за стол и не завалился.
— Вот и все, дружище…
Я не понял, кому он говорил: мне или коту.
— Через девять месяцев родится чудесная девочка. Ошибка будет исправлена, и все вернется на круги своя.
Он посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом. Помолчал и закончил:
— Ошибка — это я.
Я молча обнял его за плечи и повел спать.
А следующей осенью Валька спас мне жизнь.
* * *
Второй курс института далеко не то же самое, что первый. Ты уже взрослый. Ты преодолел две сессии, уверился в собственных силах и понял, что такое самостоятельная жизнь. Ты научился уважать себя, и тебе неловко брать деньги у родителей. Да и присылать они могут совсем не столько, сколько тебе нужно. Пора зарабатывать.
Первую попытку стать богатыми мы предприняли еще на первом курсе. Пообвыкнув в городе и поняв, сколько всего интересного можно открыть с помощью толстого бумажника. Валька решил раздобыть деньжат самым легким, как ему казалось, способом — он купил лотерейный билет. Один из тех квиточков счастья, в которых надо выбрать то ли шесть чисел из сорока, то ли пять из пятидесяти — точно не помню.
— Раз плюнуть! — весело заявил Валька, заполняя купон. — На следующей неделе гуляем.
Я отнесся к заявлению скептически, Шаман — неодобрительно, но оба мы промолчали. Да и переубедить Вальку не представлялось возможным. Его глаза сияли.
Сияли до тех пор, пока мы не включили телевизор и не стали смотреть, как белозубая девочка вынимает из барабана шарики. Один за другим. А белозубый мужчина приплясывает и объявляет выигравшие номера. А тупые зрители визжат так, словно каждому из них достался джекпот. В общем, в отдельно взятой студии протекал шумный праздник. А в отдельно взятой комнате общаги было тихо, как и могиле.
Валька не угадал ни одного числа.
Вывод был естественен:
— Жулики!
И с тех пор он даже не заикался о «легких деньгах».
На первом курсе мы подрабатывали где придется. На кафедре — денег мало, зато можно свести знакомство с преподами. В приемной комиссии — денег мало, зато можно свести знакомство с красивыми абитуриентками. Расклейщиком объявлений — денег побольше, зато приходится бегать.
Но повторюсь: то, что хорошо на первом курсе, на втором уже не прокатит. А потому, когда появилась возможность устроиться продавцами в палатку, мы ухватились за нее обеими руками. Вариант казался идеальным: сменяя друг друга, мы будем контролировать свое время; деньги, несмотря на небольшой оклад, выходили вполне приличные — основам торговли нас быстренько обучили братья из общаги; другими словами, чего еще желать?
Два месяца мы жили весьма и весьма неплохо. Успевали и в институте, и на работе. Я купил себе новую куртку, а Валька — новые джинсы и ботинки. Шаман обжирался «Вискасом».
А потом я заснул среди ночи, и из палатки вынесли товар.
Вы знаете, что такое «счетчик»? Нет, не тот, который в такси. По глазам вижу — знаете. Тогда и объяснять не буду.
А вы знаете, какие чувства испытываешь, когда «счетчик» тикает по твою душу? Не знаете? Вам повезло.
Десять тысяч баксов — не самая большая в мире сумма, но собрать ее за три дня нереально. Конечно, в общаге хватало зажиточных ребят, вот только ссужать мне деньги никто из них не собирался.
— К тебе, Гостюхин, претензий нет, — произнес владелец палатки — внушительных размеров толстяк по имени Жора. — Хоть вы с Цветковым и друзья.
Десять тысяч баксов самая огромная сумма в мире. Особенно когда она начинает прирастать десятью процентами каждый день.
— Ты прав, Жора, Серега мой друг, — спокойно произнес Валька. — И отвечать мы будем вместе.
Вы можете не верить, но у меня хватило силы крикнуть:
— Я виноват! Я!! Ты ни при чем!
— Заткнись, — буркнул Валька.
— Ты сам вызвался, — развел руками Жора. — Вы вместе пришли, вы вместе и ответите. Извините, мужики, но иначе я не могу.
Хочу объяснить его последнюю фразу. Жора Камышин возник не из пустоты. Несколько лет назад он окончил наш институт, так же, как мы, жил когда-то в общаге, а потому разговаривать с ним было несколько проще, чем с кем-нибудь другим. Да и знали мы о нем довольно много. Точнее — Валька знал.
— Жора, а если я предложу тебе сделку?
— Какую?
— Предложу тебе монету, которой нет ни у кого больше.
Глаза толстяка вспыхнули.
Наш Жора, владелец палаток, да не простой, а с высшим образованием, оказался страстным коллекционером, Валька давно разведал об этом обстоятельстве через того самого доцента, что принимал у меня досрочный экзамен. Доцент был бывшим одногруппником нашего толстого работодателя.
— Откуда у вас, босяки, могут быть редкие монеты?
