«О русская земля! Уже ты за холмом». Если точнее, за Обводным каналом, на Лиговке. Классические бабушки-старушки, быстро вымирающий вид, здесь еще заметны. Попадается и другой исчезающий вид, достойный Красной книги. Несмотря на рань, двое пацанов в замурзанных курточках осваивают нижние ветки деревьев и по-тарзаньи прыгают с качелей в жирную грязь. Даже воробьи в лужицах возятся, сдавая зачет по плаванию в бассейне, где воды по воробьиные яйца. Это настоящие воробьи, а не рекламные орнитоптеры с воробьиной внешностью, которые какают карамельками фирмы «Кэндисофт».
В «парке Юрского периода», на Лиговке, реликтовые старушки в мохеровых шапочках еще попадаются, вместе с другими эндемичными видами. А на Васильевском острове, в Центре и на Петроградской стороне от них остались одни окаменелости. Смена геологических эпох произошла в полном соответствии с тезисом нашей генерал-губернаторши Леры Найдорф о том, что «совки должны вымереть, как трилобиты».
До войны, если честно, плевать мне было на обшарпанную Лиговку. Старорежимные бабки в пальто фабрики «Большевичка» вызывали у меня зубную боль, а пацанов, марающих парадные, я был готов утопить в первой попавшейся луже. Но сегодня щемит сердце.
Этот уютный знакомый мирок скользит вместе со мной в пункт приема вторсырья.
Старухи по большей части стали клиентками центра эвтаназии «Элизиум», где функционирует настоящий конвейер по отправке в лучший мир. Там же были утилизованы бомжи, алканавты и прочие недограждане, которые не имели счета в банке и игнорировали шопинг в супермаркете. Согласным на добровольный уход было положено две недели на удовлетворение самых нескромных желаний – коньяк, отменная закуска, скорая сексуальная помощь. Несогласным пришлось помучиться. На них шла охота – точь-в-точь, как на тропических атоллах, когда на пляже вылупляются беззащитные черепашки и их давай жрать разнообразные хищники, сбежавшиеся и слетевшиеся со всего океана. И в наш город счастливой охоты приезжали охотники со всего света; как профессионалы-трансплантологи, оснащенные всепогодными дронами
[8]
, так и мускулистые любители с ножами-сербосеками.
Но мы живем в гуманном обществе, кто бы сомневался, и какой-то процент недограждан пока еще сохранил свою никому не нужную недожизнь. Некоторые нашли место на киностудии, сниматься в массовке в фильмах про темное прошлое. Те, что помоложе-посимпатичнее-поглупее, имели шанс вступить в ряды многомиллионногой армии промоутеров и отправиться в первобытные леса – проповедовать туземцам Амазонки и Борнео пользу безалкогольного пива и зубной пасты для искусственных челюстей. Кого-то пригрел «Фонд Опен-Сороса» – им только перерезали семенные канатики, чтобы не размножали иждивенчество, и попросили выдавать в год по три научные работы мирового уровня для публикации в журнале «Science» под красивым американским псевдонимом. Ну а некоторые стали зарабатывать своим телом... Я не про геев, а про нас, мужиков с бутылочками-вампирками на боку.
У меня – слева, в районе поджелудочной железы, разъемчик стоит. Оттуда выходит тоненький пульсирующий шланг, который впадает в бутылочку, приклеенную скотчем к ремню. К вампирочке сходятся микрошланги, которые вытягивают из моего организма все мало-мальски ценное, от гормонов до стволовых клеток. Все, что пригодится фирме «ИГ Лебенсиндустри».
Я, можно сказать, почетный донор, почти герой. Меня орденом Pour le Merite пора награждать. И если бы мне вместо ордена дали в пузатом конверте крупную сумму денег, я бы просто обиделся. Вот фирма меня и не обижает, вручая мне тонкий пластиковый грошик за каждую сданную порцию жизненной силы. Их менеджер «по связям с донорами» сказал мне, что у фирмы дебет с кредитом не сходится, потому что она платит «дань покаяния», как и все питерские конторы. Дань идет на компенсации «жертвам царистско-сталинистской тирании» – потомкам крымских ханов и членам возрожденной ногайской орды, духовным наследникам петлюровских гайдамаков и клонам латышских стрелков, внукам сбитых во Вьетнаме американских пилотов и правнукам великих антибольшевистских воинов из восточноевропейских Ваффен СС.
Сказали бы моей бабуле, Софье Фердинандовне фон Урман, что ее внук будет на себе носить вампирский бидончик вместо ордена, она устроила бы на коммунальной кухне землетрясение. Баллов на десять, не меньше, с бросанием котлет и бурлением супа. Однако я к этому делу практически привык. Можно сказать, что я отдыхаю, когда вампирка работает. Так что, выходит, отдыхаю все время. Раньше мне казалось, что давать себя вампирить – это так же ужасно, как и заниматься гомосексуализмом. Но в поселках вокруг Питера народу приходится органы на продажу выращивать в самом себе. Эти продажные органы растут прямо в упаковке, то есть в пленке, защищающей от иммунитета, алкоголя и прочего, чем может негативно повлиять народ. В смысле нагрузки на организм получается полный беспредел. В смысле морали – вместо человека имеем «живую тушу». Новый член тела может и на боку, например, вырасти, и далеко внутри. Нос на боку – еще ничего, даже смешно, я это видел, когда ездил за овощами в Тосно. А если тот же самый нос вырастет в прямой кишке? Тогда, чтобы забрать оплаченный член, господин заказчик будет резать донора. А с наркозом будет резать или без, уже зависит от условий договора, который товарищ донор скорее всего подмахнул не глядя, по пьяни...
Независимый наблюдатель, наверное, упрекнет меня и других горе-доноров в пассивности, уподобит нас ослам, баранам, кроликам. Скажет нам строго: «Лучше умереть стоя». На что я отвечу: «Лучше умереть лежа под одеялом, так удобнее, особенно если придется обмочиться напоследок». Еще более независимый наблюдатель предложит сбежать куда подальше из Открытого Ганзейского Города Санкт-Петербурга и Генерал-губернаторства Ингерманландия.
Лучшие люди – бизнесмены и бандиты, газетчики и телевизионщики, сценаристы и режиссеры – давно отвалили по-тихому в Парагвай-Уругвай. Там им не надо бесконечно доказывать, что до прихода «сил свободы» они неутомимо разрушали изнутри «преступный авторитарный российский режим». (Хотя я лично им поверил бы; разрушали они Россию, и очень успешно, иначе б мы не прокакали войну.) Самые отмороженные личности тоже дали деру – на Вологодчину или на Белое море, которые теперь официально называются Комиссариаты Северной Рутении и Поморании. Из ооновцев в этих вотчинах Деда Мороза расквартированы только фиджийцы, филиппинцы и прочие шоколадные братишки, которых интересует лишь мелкий ченч и бабы крупных габаритов. Еще они боятся холода и снега, поэтому преимущественно сидят в барах и кабаках. Так что остальным жить можно. Только не дай бог во время побега случайно свернуть налево и попасть в Великую Финляндию, то есть Большую Европу, которая начинается за Токсово. И за речкой Свирь тоже она. Великие финны, они же большие европейцы, упаковывают «свернувших налево» в самозатягивающийся пластик, грузят навалом в самосвал и отправляют обратно. Здесь самосвал доезжает до ближайшей свалки.
И поскольку я не стайер, дыхалка слабая, и с ориентированием на местности у меня неудовлетворительно, то лучше буду вымирать на своем законном месте. Пусть Найдорф за меня порадуется. Но на мой взгляд, у меня много общего не столько со склизкими трилобитами, сколько с динозаврами, мамонтами и прочими запечатлевшимися в истории монстрами. Кому-то возможно покажется такое сравнение надуманным. Какой уж там из меня мамонт, и даже до трилобита, покорявшего моря, мне далеко – скорее, я лишайник, мох, плесень, аморфное вещество, в просторечии именуемое дерьмом. Но ведь и дерьмо состоит из молекул и атомов. Да, я скромный и невзыскательный, почти как атом. Однако и такой же неисчерпаемый, как он...
