Судьба нанесла ему два жестоких удара. Как можно было догадаться из всего вышесказанного, Эмиль был из тех, что не женятся. Из его гороскопов следовало, что с каждым браком чем дальше, тем хуже. Первая его жена, венгерка, дама с характером, была самой красивой женщиной из тех, что когда-либо появлялись в Биг-Суре, однако проблема заключалась не в ее красоте. Дело обстояло гораздо хуже — у нее было двое детей от предыдущего брака и один из них — слабоумный, да еще в тяжелой форме. Вместе с детьми она привезла и пианино, которому, впрочем, все обрадовались. Красавица чудесно пела, великолепно играла — в общем, само совершенство, если бы только не сынуля! Эмиль не выдержал этого испытания, они разошлись через пару недель.
Учитывая, сколько баб вешалось ему на шею, удивительно, что мой приятель не женился раз десять или двадцать. Через несколько лет после развода он женился во второй раз. Что его на это сподвигло — выше моего понимания. По-моему, она была лентяйка, да еще вечно в дурном настроении. Талантов у нее никаких не водилось, в том числе и материнского, хотя она родила Эмилю двух сыновей. Мамочкой пришлось стать Эмилю, любящему и детей вообще, и своих в особенности. Встречи с ним наводили на меня тоску: весь блеск улетучился из его глаз, они с женой редко разговаривали, нарочито молчали. Если вас приглашали на обед или ужин, то готовил его Эмиль; если детям требовалось внимание, за ними приглядывал Эмиль. Сыновья выросли яркими и послушными мальчиками, и Эмиль очень ими гордился. Вдруг однажды его жена объявила, что уезжает в Австралию с другим мужчиной, помоложе, и что мальчиков берет с собой. У Эмиля словно земля разверзлась под ногами, одна мысль, что он расстанется с сыновьями, разбивала ему сердце. Он сделал все возможное, чтобы оставить их у себя, но бесполезно.
Через несколько лет он задумал кругосветное путешествие с тем, чтобы задержаться в Австралии и повидать своих сынишек, которые уже подросли. Кто бы мог подумать, что Эмиль, умевший прожить на десять долларов в неделю, когда я впервые его встретил, станет столько путешествовать. (Ответ на этот вопрос вскоре нашелся.) В общем, когда он приехал к ним в Австралию, в их доме не нашлось даже кровати для него. Ему пришлось ночевать в сарае, на жестком железном полу посреди всякого хлама. Дети его не забыли, но были не так сильно рады, как он ожидал. Короче, воссоединение оказалось грустным и обернулось разочарованием. После Австралии Эмиль решил отправиться в Японию, что стало для него настоящим отдохновением. Япония, а точнее, японцы поддержали его стремительно падающее настроение. Здесь он видел исключительно вежливость, доброту и красоту, за что моментально влюбился в эту страну. (Я всегда удивлялся, зачем вообще он вернулся в Америку — я бы на его месте остался.) Разумеется, старый развратник потерял голову от японских девчонок. Одну из них он даже хотел привезти с собой в Америку, но ее не пустили родители. Помню, какую долгую переписку они вели после его возвращения в Штаты. Он то и дело показывал мне какое-нибудь из ее писем. Если не обращать внимания на хромавший английский, ее письма были само обаяние и нежность, если не считать совсем уж странных оборотов — странных не из-за акцента, а из-за того, что они выражали очень уж японские мысли. Больше всего мне нравилось (я даже написал это на стене моей студии): «Спасибо за то, что все время зовешь меня „дорогая“». Грамматически это выражено совершенно верно, но вы когда-нибудь видели американку, благодарную за то, что ее назвали «дорогая»? Эмиль поехал в Японию еще раз, чтобы убедить подругу выйти за него замуж и переехать с ним в Биг-Сур, но вернулся ни с чем. Япония не подходит для романтики, это страна любви и самоубийства.
К счастью, как я уже говорил в начале этой главы, Япония сама пришла к Эмилю: один японец знакомил его с другим, и так до бесконечности. Почти невозможно было застать его без того, чтоб у него не гостила какая-нибудь японка — один вечерок, недельку, месячишко.
В первое время моего пребывания в Биг-Суре меня тоже часто посещали дамы, все — поклонницы. Однажды я заметил Эмилю, что гостей у нас слишком много, они мешают мне работать. У него был наготове ответ:
— Так отсылай их ко мне!
Что я и сделал, ко всеобщему удовлетворению. И действительно, некоторые наиболее романтичные мои поклонницы после визита в Андерсон-крик даже писали мне трогательные письма с благодарностями за то, что я познакомил их с таким очаровательным человеком, как Эмиль Уайт.
Но я забыл объяснить, как Эмиль выбился из грязи в князи. Насколько я помню, он зарабатывал себе на жизнь, продавая книги по почте. Вознаграждение, конечно, оставляло желать лучшего. Он зарабатывал десять долларов в неделю и умудрялся существовать на них. Разумеется, никаких излишеств: Эмиль никогда не пил слишком много, выкуривал всего три-четыре сигареты вдень, прекрасно обходился без радио и телевизора. Его единственным излишеством были женщины, но они ему ничего не стоили и даже, наоборот, частенько дарили ему очень практичные вещи. Думаю, что и за жилье он платил не больше семи-восьми долларов в месяц. Он жил рядом с горячими источниками, а ими тогда можно было пользоваться бесплатно, что позволяло ему принимать горячие ванны и даже стирать свое бельишко. Другими словами, как бы странно это ни показалось сейчас, в 1975 году, Эмиль тогда жил, как Рэйли, даже лучше — как паша.
Эмиль очень много читал. Во время пребывания в Чикаго он был завсегдатаем клуба «Дилл Пикл»
[18]
, известного благодаря таким писателям, как Бен Хехт, Максвелл Боден-хайм, Теодор Драйзер, Шервуд Андерсон, Уильям Фолкнер и др.
Я упоминаю этот клуб, потому что Эмилю всегда приходилось иметь дело с писаками. Он не просто много читал, но еще и запоминал невероятно много. Я никогда не видел, чтобы он читал дрянную книжку, а этого я не могу сказать о большинстве моих интеллектуальных друзей. К тому же он пишет прекрасные письма. Иногда мне казалось, что он переписывается со всем миром. В глубине души, я думаю, Эмиль считал себя скорее писателем, чем художником. Может быть, долгое общение с писателями было тому виной. В то же время Эмиль отличался удивительной практичностью. Он не только мог сделать что угодно своими руками, но в голове у него было полно самых разнообразных идей. Уж не знаю, как ему это пришло в голову, но однажды он замыслил издавать журнал о Биг-Суре. И он не просто организовал журнал, но и сам писал для него статьи. Более того, он даже распространял их по побережью своими силами — та еще морока. Если люди писали ему, спрашивая что-нибудь о журнале, он лично отвечал им. Последствия его проекта в пору приравнять к чуду. Остается только вопрос — пошла ли его деятельность на благо жителям или во вред, ибо после его публикаций в ранее неизвестный Биг-Сур рванули толпы туристов. Впрочем, руку к этому приложил и я, ведь мои романы путешествовали по всему миру, а мои фанаты, приезжая, не только осложняли мне жизнь, но иногда творили и всякие бесчинства. В общем, Эмиль решил сделать красоту Биг-Сура основой для своего благосостояния. Он выпустил еще два путеводителя, один по Кармел-Хайлендс и окрестностям, а другой — по замку Хёрст. Последний разошелся тиражом в триста тысяч экземпляров. На эти деньги мой друг мог предпринимать кругосветные путешествия, когда ему вздумается. Скажу кратко, что богатство его не испортило. Он оставался таким же скромным и экономным Эмилем, который ел одно и то же каждый день. Единственное, что он себе позволил, так это купил фургончик, на котором развозил свои путеводители вверх и вниз по побережью от Сан-Франциско до Сан-Луис-Обиспо.
