Думается, такой город, как Сан-Франциско, такой штат, как Калифорния, такая нация, как американцы, должны были бы гордиться тем, что у них есть Буфано; думается, великое общество должно гордиться, что у него есть такой скульптор. Ведь Буфано как раз из тех гениев, которые всегда думают о благе общества, в котором живут: он стремится улучшить, облагородить, прославить это общество. Он совсем не умеет жить только для себя. Даже выбор материалов, с которыми он работает, и сам метод работы говорят о таком строе души. Его произведения никогда не предназначались для музеев, где ими восхищались бы только знатоки. Его статуям не уготован жребий томиться и задыхаться в духоте залов. В прежнее время у Буфано были бы покровители, люди со вкусом и убеждениями, как и он сам, люди, полные грандиозных замыслов и способные воплотить их в жизнь. В наши дни таких людей, которые при этом стояли бы у руля власти, просто нет. В Америке, самой богатой стране в мире, нет министерства изобразительных искусств. По сути, у нас ничего не делается для жизнеобеспечения и защиты художника. Напротив, создается впечатление, что основная задача — отбить у него охоту работать. Долгие годы Буфано борется за создание министерства изобразительных искусств. Если бы ему удалось в этом преуспеть, я приветствовал бы его назначение на пост министра такого министерства. Не сомневаюсь, он сдвинул бы дело с мертвой точки. И поддержал бы истинно талантливых людей в нашей стране. При теперешнем положении дел драгоценный талант самого Буфано пропадает втуне, растрачиваясь на вещи, которые можно было бы перепоручить менее талантливому человеку. Самое настоящее преступление — допускать, чтобы Буфано расходовал свою творческую мощь не по назначению. Мы ждем от него новых монументальных произведений. Государство должно выделить средства на далеко идущие планы Буфано и помочь ему воздвигнуть по всей стране монументы, которые отражали бы славные моменты американской истории, приобщая граждан к добродетелям чистоты, простосердечия, искренности и великодушия, что могло бы стать фундаментом великого общества. В настоящее время он, будучи одним из членов Художественной комиссии Сан-Франциско, связан по рукам и ногам и ведет почти безнадежную борьбу с властями за восстановление тех его статуй, которые, находясь под защитой города, потеряны, изуродованы или украдены. Он тщетно умоляет городские власти вернуть федеральному правительству США те статуи, которые были временно переданы городу. Никто из городских чиновников не чувствует никакой ответственности за эти произведения искусства и не испытывает вины по поводу утраты некоторых из них. У Буфано нет уверенности, что по отношению к оставшимся под опекой города статуям не будет такого же пренебрежения и проявлений вандализма.
Где же городские власти хранят статуи Буфано? Думаю, уместно задать здесь этот вопрос. Отвели ли они для них подходящие, достойные места? Ласкают ли они взор досужего путешественника, въезжающего в город по одной из главных дорог? Нет, их нужно долго искать, ибо они основательно запрятаны. Одно из лучших произведений Буфано, изначально предназначенное украшать вход в миссию Сан-Хуан Батиста, стоит сейчас в Негритянском микрорайоне. Колоссальная статуя Мира, высеченная скульптором для Всемирной ярмарки, пылится на складе: ее отвергли из-за восхитительно простого решения в моделировании головы. У Пингвина из нержавеющей стали, стоящего в безлюдном Аквапарке, уже пропала голова. У статуи Баха, выполненной для поселка Кармел, где проводятся знаменитые Баховские фестивали, голову похитили в ночь перед открытием памятника. Ее не нашли и по сей день, и ни городские власти, ни полиция не дали никакого удовлетворительного объяснения этому акту вандализма. Исчезла статуя Мать народов, а Бюро пропаж государственного имущества отрицает, что она вообще когда-либо существовала. Замысел монумента святому Франциску — покровителю города, который все эти годы ждал, чтобы его наконец почтили, был уничтожен в самом зародыше — возможно, при молчаливом попустительстве все тех же городских властей. На работу с этими произведениями (а список далеко не полный) ушли годы; все они изготовлены из лучших материалов, стоимость их оплатили самые разные организации, и, однако, ничего, абсолютно ничего не делается, чтобы восстановить или реставрировать их, возместить убытки, вознаградить скульптора за работу и потерянное время и дать ему возможность продолжить его исполинский труд. Единственная статуя, которая стоит в подходящем окружении, о которой заботятся и любовно охраняют, — это памятник Сунь Ятсену в китайском районе Сан-Франциско. Но это китайцы, которые доказывают свою любовь к искусству на протяжении столетий.
Постыдный перечень утрат — недостойный ответ на благородные слова Буфано: «Искусство — это единый мир человечества, где нет ни рас, ни национальностей, там говорят на одном языке, понятном всем народам, оно — алфавит человеческого общения».
Как надо не понимать душу художника, чтобы намекать или даже открыто обвинять (как и было), что Буфано сам — возможно, с помощью коллег — уродовал и похищал свои творения! Якобы для рекламы! Но Буфано не нужна реклама! Ему нужна реставрация его работ, однако власти Сан-Франциско предпочитают заниматься самообманом.
Это стало ясно, когда мэр Сан-Франциско назначил Буфано специальным уполномоченным по делам искусства: потребовалось всего несколько часов, чтобы по ложному обвинению препроводить его в тюрьму. Там Буфано в свойственной ему манере устроил настоящий бунт. Он отказался раздеваться и спать на отведенной ему грязной кровати; он отказался есть принесенные помои; он также отказался пользоваться вонючим сортиром. Буфано держали в заключении всего десять дней, но для отцов города, болезненно реагировавших на шум вокруг его ареста, этого было больше чем достаточно. Когда тюремщики решили удовлетворить его запросы, Буфано потребовал, чтобы те же условия предоставили всем остальным. «Я не лучше их, — сказал он. — Если они преступники, то и я тоже». Он настоял, чтобы посылаемая ему друзьями (а также провинившимися чиновниками) еда распределялась поровну между всеми заключенными, а их постели и постельные принадлежности отвечали требованиям гигиены. И так далее. Для его карьеры специального уполномоченного все это было как нельзя лучше: Буфано приступил к чистке авгиевых конюшен. И начал с самого низа — со связанными руками и с кандалами на ногах, что символизирует роль, которую ему было предназначено вечно играть. В минуты унижения он, должно быть, часто вспоминал великих людей, с которыми его в тот или иной период жизни сводила судьба— например, Махатму Ганди и Сунь Ятсена. Вспоминал он, наверное, и своего деда, сражавшегося и погибшего рядом с Гарибальди. Думал, должно быть, и о Микеланджело, и о тех гонениях, которые обрушил на него завистливый Аретино.
О Буфано можно точно сказать одно — у него нет иллюзий относительно человека. Он живет с открытыми глазами. Однако сколь много и знает он о слабости, невежестве и жестокости человека, это знание не пугает его. Если есть дело и его долг — это дело сделать, Буфано идет вперед, как настоящий солдат. Он видит суть вещей. Если для завершения проекта нужна помощь банкира, он пойдет к банкиру; если губернатора Оклахомы — к губернатору; если для поддержания его планов потребуется поддержка президента Соединенных Штатов — Буфано не побоится обратиться и к президенту — не важно, сколько помощников преградят ему дорогу. «Я художник, — говорит он, — а художнику время дорого». Как точны эти простые слова! А вот бизнесмены, городские администраторы, государственные чиновники — жуткие волокитчики.
