Здесь мы подходим к противоречию, которое часто волнует заурядные умы. Не виноват никто — ни человек, отказывающийся принимать участие в войне, ни человек, делающий это по необходимости. Проблема ответственности за массовую бойню гораздо глубже, чем вопрос желания или нежелания проливать кровь. И тот, кто убивает, и тот, кто уклоняется от убийства, могут быть правы или, напротив, неправы. Человек, не пошевеливший и пальцем, может быть виновнее во сто крат того, кто в ответе за тысячи смертей. Только оголтелый пацифист может считать человека вроде генерала Эйзенхауэра, к примеру, виновным. Только очень недальновидные люди могут возлагать ответственность за войну на Гитлера или Муссолини. Война, как и мир, зависят от всех нас.
Всегда есть люди, которые, находясь в самом опасном месте, остаются не затронутыми катастрофой. Я имею в виду не только физическое благополучие, но также нравственное и духовное здоровье. Они не только находятся «над схваткой», но и вообще — за зоной риска. Они в безопасности, потому что, не имея возможности физически устраниться, в глубине своих сердец приняли решение ни в чем не участвовать. Они не вкладывают в это душу, как говорится. Вино, выпитое ими у Источника, помогает вспоминать. Только чистые сердцем помнят, только чистые сердцем остаются в стороне — и не потому, что сделали такой выбор, а просто не могут иначе. По отношению к ним случайность выглядит вполне объяснимой. Они всегда знают, что делать, так же как знают истинное лицо своих противников. Они ничего не оставляют на волю случая, вся их жизнь протекает в соответствии с Законом, и потому все у них всегда как надо. Им не приходится тратить время на то, чтобы привести свои дела в порядок или на занятия благотворительностью. Они служат самой жизни, они избраны, чтобы служить, а не завербованы. Следовательно, судьба никогда не вынуждает их принимать чью-то сторону, их не распинают на кресте трагической дилеммы. Бурные волны конфликта разбиваются, не дойдя до них, их никогда не накрывает с головой.
Что касается таких людей, как мой друг Фред, войны и революции дают им возможность «потерять себя». Для них очень важно принять чью-то сторону — не для того, чтобы помочь правому делу, не для того, чтобы стать героическим орудием справедливости, а для того, чтобы постичь значение жертвы. Часто через участие в этих катаклизмах они получают свободу. Свободу не столько от риска и опасности, сколько от страха и трусливого предательства собственного «я». Они открывают бессмертную реальность, в которой никогда не будет больше боли разделения. Они попали домой, туда, где находится Источник, попали живые и духом, и телом. Некоторые, оплаканные как «погибшие», обрели свободу в смерти. Другие, ведущие незаметную жизнь маленьких людей, удостоены привилегии проявлять свою свободу в жизни. Это бессмертные души, живущие в соответствии с Законом, они поняли, что победа и вечность — синонимы. Прожить собственную жизнь, прожить ее сполна — и тогда наградой будет бессмертие. «То, что живет сейчас и навсегда избавлено от смерти» — вот определение вечного. Но определение могло бы звучать и так: «То, в чем есть жизнь, навсегда избавлено от смерти». В этом смысл превращения смертного в бессмертного. Бессмертный — победитель: он победил время и смерть. Он одержал победу над плотью, пройдя огонь искупительной жертвы. Не претендуя наличное выживание, он становится бессмертным. Вспоминая пройденную дорогу, он «убирает прочь» (забывает, короче говоря) все препятствия, которые сам же водрузил на своем пути. Ловушки и иллюзии нашего мира для него больше не существуют: он осознает, что, как паук, сплел замысловатую, запутанную паутину из своей собственной сущности. Освободившись от мира, он освободился и от Судьбы. Он больше не откладывает жизнь на потом. Прошлое искуплено и забыто; будущее, утратив направление времени, потеряло смысл. Настоящее растворяется в том, что не имеет ни начала, ни конца. В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. В Источнике все едино — и Бог, и творение, и дух, и время.
Миссия человека на земле — вспоминать...
Буфано, человек из прочного материала
«Мне не интересно то, чего мы не можем сделать — только то, что можем, интересует меня... Я не знаю ничего в человеческом устройстве, что не было бы законченным и надежным». Такова вкратце философия Буфано. Философия действия, в основе которой истина, мужество, упорство и вдохновение.
Во всем, кроме внешнего облика, Буфано — великан. Как скульптор, он опередил время. Его мысли и поступки соотносятся с вечностью. Все, к чему он прикасается, все, в чем принимает участие, обретает прочность, долголетие, неразрушаемость. ТЕПЕРЬ — вот его вотчина. Он никогда не бывает критиком — только проектировщиком и строителем. Он никогда не теряет ни минуты, всегда налегке и в любой момент готов вступить в драку. Он сочетает в себе черты мечтателя, труженика, атлета, гладиатора, авантюриста, монаха, святого и государственного деятеля. Он не привязан к какому-то определенному месту — он пускает корни всюду. Он типичный американец и в то же время человек, принадлежащий всему миру. Он размышляет в категориях настоящего, но при этом не теряет связи со всем, что есть лучшего в прошлом и что сулит надежду в будущем. Он верит в человека — в его актуальные возможности и в его потенциал. Подобно Франциску Ассизскому, которым восхищается, Буфано не ограничивается одним человечеством: ему дорог весь мир, — это живой организм, даже та его часть, что зовется «неодушевленной». Буфано же бросил якорь в самом центре этого живого, дышащего, постоянно меняющегося мира.
Через несколько столетий о нем будут говорить как о человеке, вступившем в единоборство с твердыми материалами. Через несколько столетий его провозгласят человеком монументального видения. У Буфано действительно масштабное зрение, это все признают. Слишком масштабное для большинства людей — вот в чем трагедия. Те, кто завидует ему и клевещет на него, называют Буфано зазнайкой. Но они никогда не заглядывали в его душу. Эти лилипуты не понимают: все, чего настойчиво добивается Буфано, можно осуществить уже в наше время. Глядя на Буфано, стоящего рядом с огромной глыбой, которую он готов рассечь, так и хочется крикнуть: «Но это невозможно]» Маленький человек — и материал необыкновенной прочности, огромная бесформенная глыба. Какое же терпение, какой напор, какая стойкость нужны, чтобы справиться с этим! Какая любовь! То, что он работает вдвое больше обычного рабочего, сущая правда. Но это нам почти ничего не говорит. Сущая правда и то, что за один день он иногда приканчивает с десяток инструментов. Но и это почти ничего нам не говорит. Для нас важно, что он ищет, что пытается извлечь на свет. Короче говоря, смысл его деятельности в том, чтобы создавать произведения, передающие высшую красоту, а также истину и чистоту, и достигать этого с помощью простейших средств. Согласно эстетическим взглядам Буфано, простота является тем же знаком целостности, каким для древних евреев был монотеизм. Речь здесь идет, конечно же, не о детской простоте, хотя дети часто живее реагируют на его работы, чем взрослые. Это простота, обретенная постоянным созерцанием и железной дисциплиной. Это простота святого, который сам далеко не простой человек. По тонкому обращению с формой Буфано сравнивают с Эйнштейном. Между двумя современниками действительно есть нечто общее: один — мастер абстрактного, другой — конкретного*, но обоим свойственно открывать людям истину.
