«А вы чем занимаетесь?»
«Я? Пишу».
«Правда? А что именно? Книги по истории, биологии?..» «Нет... Озорные», — ответил я, стараясь густо покраснеть. «То есть как озорные? Очень озорные или, попросту говоря, грязные?»
«Думаю, грязные».
«Что-нибудь вроде леди Чаттербай или Чаттерслей, как ее там? Надеюсь, не такое барахло?» Я рассмеялся.
«Нет, не такое... одни сплошные непристойности. Ну там... чувиха, засос, телка, плоскодонка...»
«Не так громко! Забыл, где находишься? — Она бросила быстрый взгляд через плечо. — Послушай, а почему бы нам не посидеть где-нибудь и не поболтать? Что ты еще знаешь? Звучит обнадеживающе. Так что ты сказал, кто ты есть — козел? Это кто такой? Стрелец?»
«Козерог».
«Козерог: Наконец что-то ясно. Какого числа ты родился? Хочу запомнить... И что, все Козероги такие? Бог мой, я думала, что достаточно сексуальна, но, может, и мне надо поучиться. Иди сюда, где нас никто не услышит. Так что ты сказал? Повтори...»
«Чувиха, засос, телка, плоскодонка...»
Она смотрела на меня восхищенным взглядом. Потом протянула руку.
«Потрясно, дружище! Ты говоришь на моем языке. Послушай, а ты не можешь добавить что-нибудь по круче? Ведь раньше это были нормальные слова, расхожая монета. Ну и прибавь немного старых добрых ругательств. Давай, начинай. Хочу писать кипятком. Вот те на! Повезло мне, что тебя здесь встретила. Так выпьем мы, а? Только не вздумай принести старую конскую мочу. Постарайся найти бурбон... Подожди, не уходи сразу. Повтори все еще раз. Начни с „чувихи“, как раньше. Но вверни туда и старые слова. Давай после вечеринки пойдем куда-нибудь. Ты, надеюсь, не только слова можешь говорить? Это было бы слишком... Пойди сюда, я что-то шепну тебе на ушко».
Я наклонился и тут увидел, что к нам направляется Джеральд.
«А ну-ка прогони это чучело, — шепнула она. — Он нам все испортит».
«О чем вы тут шепчетесь?» — спросил Джеральд, сияя, как небесные близнецы.
«Ни за что не угадаешь, братишка!» — Актриса сально рассмеялась — слишком громко — это я понял по выражению лица Джеральда.
Джеральд склонился к нам и сказал, понизив голос: «О сексе, конечно?»
Женщина изумленно воззрилась на него и почти испуганно произнесла:
«Ты что, мысли читаешь? Откуда, черт побери, ты это знаешь? По губам понимаешь, что ли?»
«По вашим губам я мог бы читать даже в темноте», — ответил Джеральд, посылая ей пламенный взгляд.
«Надеюсь, ты не хочешь меня оскорбить? Я не такая уж простушка — кое-что кумекаю. Может, в астрологии ничего не смыслю, но что ты собой представляешь, догадываюсь».
«Тсс. — Джеральд приложил палец к губам. — Только не здесь, дорогая. Вы ведь не станете разоблачать меня перед всеми этими людьми?»
«Не стану, если отыщешь выпивку. Где ты ее прячешь? Скажи, и я сама себе налью. На одном лимонаде долго не протащишься».
Джеральд уже наклонился, чтобы прошептать ей на ухо, но тут только что вошедшая ослепительная красотка дернула его за фалды фрака.
«Дайана! Ты здесь? Как мило! Я и мечтать не мог». И он потащил ее за собой в другой конец комнаты, даже не подумав нас познакомить. Наверное, радовался в душе, что легко отделался.
«Ну и паршивый тип, — процедила блондинка сквозь зубы. — Мог бы сказать, где держит выпивку. Притворился, что все забыл при виде Дайаны. Ха-ха! А сам из таких, что в обморок валятся, если показать... ты знаешь... такую штучку с волосиками».
В подобных местах вас ни на минуту не оставляют в покое. Стоило Пегги отойти на поиски спиртного, как подошла старая дева-норвежка, разливавшая чай в соседней комнате, ведя за руку известного психоаналитика, Водолея, на горизонте у которого Венера даже не маячила. Он был похож на дантиста, выродившегося в песчаную крысу*. Его искусственные зубы сияли, отливая синевой и обнажая ряд резиновых десен. С лица не сходила улыбка, выражавшая поочередно удовлетворение, сомнение, восторг и отвращение. Норвежка, которая была медиумом, смотрела на него с благоговением, давая толкование каждому его вздоху или хмыканью. Она была Рыбой — это было видно невооруженным взглядом: сострадание к ближним прямо изливалось из нее. Ей хотелось, чтобы все страждущие пришли к доктору Бландербассу. Он просто уникален, поведала она мне, когда доктор отошел: второй Парацельс, нет, скорее, Пифагор или Гермес Трисмегист. Это подвело нас прямиком к проблеме перевоплощения. Норвежка сказала, что помнит три предыдущих воплощения — в одном она была мужчиной. Случилось это во времена фараонов, когда жрецы еще не испортили древнюю мудрость. Она медленно отрабатывала свою карму, веря, что приблизительно через миллион лет вырвется из цепи рождений и смертей.
* Игра слов. Desert rat — солдат бронетанковой дивизии союзных
«Время — ничто, — шептала она, полузакрыв глаза. — Еще столько надо сделать... столько сделать. Не хотите ли попробовать нашего восхитительного печенья? Я сама пекла».
Взяв за руку, она повела меня в соседнюю комнату, где престарелая Дочь Революции разливала чай.
«Миссис Фаркар, — сказала норвежка, не отпуская мою руку, — этот джентльмен хочет вкусить нашего печенья. Мы только что имели замечательную беседу с доктором Бландербассом, не правда ли?» И она посмотрела на меня с трогательным смущением воспитанного пуделя.
«Миссис Фаркар — очень утонченная натура, — продолжала норвежка, вручая мне печенье и чай. — Она была близкой подругой мадам Блаватской. Вы, конечно, читали „Тайную доктрину“? Ну, конечно же, читали... Вижу, вы один из нас».
Я обратил внимание, что миссис Фаркар как-то странно смотрит на меня. Не в глаза, а куда-то поверх волос. Может быть, за мной стоит леди Астенброк, подумал я, и три вишенки качаются над моей головой.
Вдруг миссис Фаркар открыла рот.
«Какая красивая аура! Лиловая... с пурпурным отливом. Только взгляните!» — Она притянула к себе норвежку, заставив ту немного согнуться, указала на то место на стене, что располагалось дюйма на три выше моей редеющей шевелюры.
«Видишь, Норма? Прищурь один глаз. Ну... вон же...»
Слегка присев, Норма изо всех сил щурилась, но в конце концов вынуждена была признаться, что ничего не видит.
«Как же! Как на ладони! Видно невооруженным глазом! Продолжай смотреть! Не сдавайся!..»
К этому времени еще несколько старых перечниц, согнув ноги в коленях, старались разглядеть нимб над моим черепом. Одна из них клялась, что видит его отчетливо — правда, по ее словам, он был черно-зеленый, а не пурпурно-лиловый. Это не на шутку рассердило миссис Фаркар. Она стала с таким раздражением разливать чай, что даже опрокинула чашку на свое сиреневое платье. Норму это ужасно расстроило. Она суетилась около миссис Фаркар, кудахча, как мокрая курица.
Когда миссис Фаркар поднялась из-за стола, на платье оказалось ужасное пятно. Сама она была так взволнована, что, похоже, потеряла контроль над собой. Созерцая пятно, я инстинктивно поднял руку над головой, чтобы окунуть ее в спасительный лиловый свет моей ауры.
