Она ушла, а я взялся за книгу. Это была «Мудрость и судьба». За долгие годы я не прочел ни строчки Метерлинка, и возврат к нему напоминал возврат к вегетарианской диете. К полуночи, томимый раздражением и тревогой, я решил немного пройтись по улицам. Проходя мимо универмага, обратил внимание на витрину, забитую спортивными и туристическими принадлежностями. Я подумал: вот было бы здорово не спеша побродяжить по Югу. С рюкзаками за спиной мы могли бы на попутных машинах добраться до границы Виргинии, а остальной маршрут пройти пешком. И я присмотрел себе на витрине набор спортивной одежды и пару прекрасных походных ботинок. Идея похода так меня вдохновила, что я внезапно ощутил волчий голод. В ресторане Джо в здании городской управы мне подали отборное говяжье филе в луковом соусе. Я ел и предавался мечтаниям. Через день-другой мы покинем этот грязный город, будем спать прямо под звездным небом, переходить вброд ручьи, взбираться на горы, пыхтеть, потеть, петь во все горло. Я продолжил мои мечтания, расправившись вслед за филе с большущим куском домашнего яблочного пирога (испеченного в глубокой сковороде) и запив все это чашкой крепкого кофе. Насытившись, я готов был поковырять зубочисткой во рту, вслед за чем направить мои стопы домой. Завидев у кассового аппарата ровный ряд первосортных сигар, не спеша выбрал себе одну, марки «Ромео и Джульетта». И, ощущая в себе преизбыток миролюбия и доброты, откусил и выплюнул кончик сигары.
Домой я явился около двух ночи. Раздевшись, я улегся в постель и долго лежал с широко раскрытыми глазами, каждую минуту ожидая, что услышу ее шаги. И забылся сном лишь к рассвету.
Она вошла легким шагом в половине девятого. Ничуть не усталая. И вовсе не собиравшаяся спать. Вместо этого она принялась готовить завтрак: яичницу с ветчиной, кофе, горячие булочки, которые подцепила по пути домой. И настаивала, чтобы я не вставал, пока завтрак не будет готов.
- Но где, к черту, ты пропадала все это время? - Я постарался придать голосу как можно более суровое выражение. Я уже уловил, что все, должно быть, прошло отлично, - слишком она светилась от счастья.
- Сначала поедим, - попросила она. - Долго рассказывать.
- Чек получила? Вот все, что я хочу знать.
Она помахала им перед моими глазами.
В тот же день после обеда мы заказали в универмаге массу необходимых вещей; их должны были доставить на следующий день - к моменту, когда мы надеялись чек уже обналичить. Следующий день наступил, но чек мы не обналичили. Вещи, разумеется, отбыли обратно в универмаг.
В отчаянии мы сдали чек в банк, что означало неминуемую задержку в получении по меньшей мере на несколько дней.
Тем временем между Моной и старой каргой - нашей домохозяйкой произошла крупная ссора. По-видимому, в самый разгар беседы Моны с красивой сирийкой, обитавшей по соседству, в сад влетела наша ведьма и обложила сирийку площадной бранью. В ярости Мона назвала старую суку всеми именами, которых та заслуживала, после чего последняя переключилась на мою благоверную, заявив, что Мона тоже сирийка и проститутка и так далее и тому подобное. Обмен мнениями едва не закончился дружеским матчем по взаимному выдиранию волос.
Теперь нам предстояло до конца недели освободить комнату. Поскольку мы все равно съезжали, большой печали это не вызвало. Напротив, меня снедала другая мысль: как бы получше сквитаться с этим исчадием ада?
Идею подал Стенли. Поскольку возвращаться сюда мы, похоже, не собирались, почему бы не отплатить хозяйке по-королевски?
- Отлично, - сказал я, - только как?
По мнению Стенли, это было просто. В последний день нашего здесь пребывания он приведет с собой, как обычно, своих ребят, вручит им бутылку кетчупа, баночку горчицы, липкую бумагу для мух, муку и чернила, то есть все принадлежности дьявола.
- И пусть делают что хотят,- закончил он.
- То есть?
- Дети - врожденные разрушители, - лаконично отозвался Стенли.
Что ж, идею он подал поистине замечательную.
- Я им помогу, - сказал я. - Я и сам дока по части разных пакостей.
В назначенный для надругательства над квартирой день из банка пришло известие, что чек наш недействителен. Отчаянные телефонные звонки Тони Мауреру, а потом и миллионеру из Милуоки результата не дали. Наш миллионер испарился - или, может быть, провалился сквозь землю? Итак, на сей раз разнообразия ради жертвами розыгрыша оказались мы. Несмотря на понятное огорчение, это меня позабавило. Но что же нам теперь делать?
Мы посвятили в нашу тайну Стенли. Он отнесся к ней философски. Отчего бы нам не переехать к нему? Он снимет со своей кровати матрац и постелит его на полу в гостиной - для нас. Они гостиной практически не пользуются. Что до жратвы, то он гарантирует, что с голоду мы не помрем.
- А где будете спать вы? Или, вернее, как? - спросил я.
- На пружинах, - сказал он.
- А твоя жена?
- Она будет не против. В свое время нам доводилось спать и на голом полу. - Затем он добавил: В конце концов, это же только на время. Ты сможешь подыскать работу, а когда найдешь, подберете себе другое место.
- Хорошо, -сказал я и пожал ему руку.
- Пакуйте свои вещи, - сказал Стенли. - У вас их много?
- Два чемодана и пишущая машинка, это все.
- Тогда поторапливайтесь! А я задам работу ребятам. - С этими словами он передвинул большую софу к двери, чтобы никто не мог войти внутрь.
Пока Мона упаковывала вещи, я опустошил буфет. Дети о такой возможности проявить свой талант лишь мечтали. И взялись за работу со знанием дела. Всего за десять минут квартира была превращена в сущий ад. Все, что можно было запачкать, было вымазано кетчупом, уксусом, горчицей, мукой и битыми яйцами. Кресла облепили липкой лентой для мух. Мусор разбросали по полу, постаравшись утрамбовать его ногами. Но самое лучшее применение нашлось чернилам. Их разбрызгали по стенам, коврикам и зеркалам. Из туалетной бумаги нарезали гирлянды, украшавшие теперь грязную мебель.
Мы со Стенли, стоя на столе, расписали потолок кетчупом, горчицей, мукой и крупами, из которых приготовили густую и липкую смесь. Потом располосовали ножами и ножницами простыни и покрывала. Большим хлебным ножом выхватили куски из обшивки дивана. А стульчак в туалете замазали протухшим мармеладом и медом. Все, что можно было перевернуть, разобрать, разъединить и порвать, мы перевернули, разобрали, разъединили и разорвали. Операция была проведена быстро, но без шума. Нанести последний сокрушительный удар я предоставил ребятам. Им стало надругательство над Библией. Сначала они вымочили ее в ванне, затем перепачкали грязью, вырвали страницы и разбросали их повсюду по комнате. Жалкие клочья Писания сунули в птичью клетку, которую подвесили к канделябру. А сами подсвечники согнули и перекрутили до неузнаваемости. Времени на то, чтобы умыть детей, не осталось, поэтому мы вытерли их, как смогли, разорванными простынями. Дети сияли от восторга. Какая работа! Такой возможности, наверное, никогда больше не представится.,. Покончив с квартирой, мы собрали военный совет. Стенли посадил детей к себе на колени и серьезно проинструктировал их, что делать дальше. Они уйдут первыми - черным ходом. Спокойно подойдут к входной калитке, чуть быстрее пройдут по улице, а потом побегут что есть силы и завернут за угол. А мы, если встретим старую каргу, то отдадим ей ключи и приветливо распрощаемся. Ей еще придется потрудиться - она ведь непременно захочет открыть дверь, дабы проверить, все ли ее вещи на месте? К тому времени мы уже присоединимся к ребятам и уедем на такси.
