Мона приняла потерю писем трагически. Она усмотрела в ней дурную примету. (Много лет спустя, читая о том, что постигло Бальзака в связи с утратой писем его возлюбленной мадам Ганской, я заново пережил этот эпизод.)
На следующий день после визита на свалку на нас обрушился в высшей степени неожиданный визит лейтенанта из нашего местного полицейского участка Он искал Мону, которой, к счастью, дома не оказалось. После обмена приветствиями я спросил, что с ней случилось. Ничего особенного не случилось, заверил меня полицейский. Просто он хотел задать ей несколько вопросов. Не мог бы ответить на них я как ее муж, осведомился я. Мое вежливое предположение полицейский воспринял без энтузиазма.
- Когда, вы думаете, она вернется? - спросил он. Я ответил, что сказать точно не могу. Тогда этот тип осмелел и спросил, не на работу ли ушла Мона.
- Иными словами, вы хотите знать, работает ли она? - спросил я. Мой вопрос он проигнорировал.
- Так куда она ушла, вы не знаете? Он, очевидно, начал копать. Я сказал, что представления не имею. И чем больше вопросов он задавал, тем скупее я ему отвечал, по-прежнему не понимая, куда он гнет.
Но наконец свет в конце туннеля забрезжил. Не художница ли она, поинтересовался непрошеный посетитель.
- В определенном смысле, - сказал я в ожидании следующего вопроса.
- Отлично, - сказал он, вынимая из кармана «натюрморт» и разворачивая его передо мной, - может, вы просветите меня об этом?
С большим облегчением я ответил:
- Конечно! Что вы хотите знать?
- Ну хотя бы, - предвкушая долгий допрос, он с наслаждением откинулся назад, - хотя бы, что это за штука? В чем здесь фокус?
Я улыбнулся:
- Здесь нет никакого фокуса. Мы их продаем.
- Кому?
- Всем. Каждому. А в чем, собственно, дело?
Он сделал паузу, чтобы свою тыковку почесать.
- А вы сами это читали? - спросил он, полагая, что выстрелил в яблочко.
- Конечно. Ведь это написал я.
- Что, что? Так это написали вы? К я думал, что она!
- Мы пишем оба.
- Но здесь ее подпись.
- Верно. Но на то у нас есть причины.
- Вот, значит, как? - Он захрустел пальцами, пытаясь сосредоточиться. А
Я ждал, когда же он выложит главный козырь.
- И вы живете тем, что продаете эти… эти листки?
- Стараемся…
И кто, как вы думаете, врывается в эту минуту внутрь? Мона! Я представил ее лейтенанту, который, кстати, был в штатском.
К моему удивлению, Мона воскликнула:
- С чего мне знать, что этот тип в самом деле лейтенант Морган?
Начало для беседы не очень тактичное. Смутить лейтенанта, однако, оказалось делом нелегким; в общем, он, по-видимому, хотел, чтобы Мона сама объяснила причину его появления в нашем доме. И подводил ее к этому спокойно и вежливо.
- А теперь, молодая леди, - прервал молчание он, как бы выкинув из головы все, что я ему уже сообщил, - не соблаговолите ли объяснить, с какой целью вы написали эту маленькую статью?
И тут мы заговорили наперебой.
- Я же сказал, что статью написал я! - воскликнул я. А Мона отрезала, не обращая внимания на мои слова:
- Не вижу причины, почему я должна что-то объяснять полиции.
- Так это вы написали ее, мисс… или, скорее, миссис Миллер?
Нет, не она, - возразил я.
- Так кто же все-таки ее написал? - покровительственным тоном спросил лейтенант. - Может, вы вместе?
- Он не имеет к этому ни малейшего отношения, - сказала Мона.
- Она пытается прикрыть меня, - запротестовал я, - не верьте ни одному ее слову!
- А может, это вы ее покрываете? - предположил лейтенант.
Мона не выдержала.
- Покрывает? - закричала она. - На что вы намекаете? Что плохого в этой… в этой?… - Она запнулась, не зная, как назвать предъявленный вешдок.
- Я не говорил, что совершено преступление. Я просто пытаюсь понять, что побудило вас написать это.
Я взглянул на Мону, а потом перевел взгляд на лейтенанта Моргана:
- Позвольте мне объяснить. Написал это я. И написал потому, что ненавижу несправедливость. И хочу, чтобы люди о ней узнали. Вы моим ответом довольны?
- Значит, вы этого не писали? - сказал лейтенант Моне. - Очень хорошо. Как-то не хочется думать, что у такой милой молодой женщины такой образ мыслей.
Лейтенант снова поставил Мону в тупик. Она ждала от него совершенно иной реакции.
- Мистер Миллер, - продолжал полицейский, слегка изменив тон, - на вашу диатрибу, если будет позволено так ее назвать, поступило множество жалоб. Ее тон людям не нравится. Он подстрекательский. Вы выражаетесь как радикал. Я знаю, конечно, что это не так, иначе вы не жили бы в таком квартале, как наш. Я хорошо знаю эту квартиру. Мы здесь играли в карты с судьей и его друзьями.
Напряжение чуть спало. Теперь я знал: все закончится любезным советом не становиться в будущем агитатором.
- Слушай, - сказал я Моне. - Почему бы тебе не предложить лейтенанту выпить? Вы же не откажетесь с нами выпить, а, лейтенант? Полагаю, вы сейчас не при исполнении.
- Нисколько, - ответил он, - теперь, когда знаю, что вы за люди. Нам ведь приходится за всем присматривать. И за этим тоже. Таков порядок. У нас приличный старый район.
Я выдавил понимающую улыбку. Затем передо мной на миг всплыло лицо того блюстителя закона, к ногам которого меня бросили еще сопливым мальчишкой. И вдруг меня осенило. Опрокидывая стакан шерри, я внимательно всмотрелся в лейтенанта Моргана и ринулся в бой.
- Я родом из Четырнадцатого округа, - начал я, расплываясь в сладчайшей манере. - Может, вы знаете капитана Шорта или лейтенанта Оукли? Или Джимми Данна? И наверняка вы должны помнить Пэта Маккэррена?
Я попал точно в цель!
- Я из Гринпойнта, - сказал он, протягивая мне руку.
- Надо же, как сошлось! - Мы друг друга поняли.
- Кстати, - сказал я, - может, налить вам виски? Как-то не пришло в голову спросить сразу. (Виски у нас не было, но я знал, что он откажется.) - Мона, где у нас то, шотландское?
- Нет, нет! - запротестовал он. - Ни в коем случае. Все и так хорошо. Так вы, значит, из старого Четырнадцатого… и писатель? Скажите, что вы пишете, кроме этих… как они называются… Какие-нибудь книги?
- Написал несколько, - сказал я. - Я пришлю вам последнюю, как только она из печати выйдет, хорошо?
- Было бы здорово. И еще что-нибудь, что написала ваша жена, ладно? Вам на нее, надо сказать, повезло. Она знает, как за вас постоять.
