— Это офис! — чрезвычайно довольная, сказала Бенедетта. — Какой странный старый офис! Я сейчас передвинусь, ладно?
— Мужской офис, — со скукой проговорила Бубуль.
— Где этот тип хранил свою порнографию? — спросила Бенедетта.
— Что? — не поняла Майа.
— Ты никогда не найдешь его порнографию. Любой живой нормальный мужик прячет порнографию в своем дворце памяти.
— Его нет в живых, — сказала Майа.
Бубуль произнесла нечто неприличное и рассмеялась.
— Французская игра слов, — пропела птица-переводчик на своем совершенном, но каком-то безликом английском языке. — Контекст непонятен.
— Я вижу здесь большой эскиз, — отметила Бенедетта, осмотрев одну стену. — Наверное, шестидесятые годы? Тогда все строили как одержимые. Библиотеки. Галереи. Зоопарки виртуальной живности, неплохо звучит, верно? Так, поглядим дальше. Деловые документы. Медицинские документы. Банк образчиков САД/САМ
[3]
. Есть ли тут фильмы?
— А что значит слово «фильмы»? — полюбопытствовала Майа.
— Cinematographique.
— Конечно!
— Портновские мерки… рецепты растворов. Планы дома. О, это очень мило. Поместить планы и чертежи своего настоящего дома во дворце памяти. Должно быть, этот человек был очень богат.
— Он неоднократно бывал богат в самое разное время.
— Посмотрите-ка на эту штуку! У него был отслеживающий птайдеп.
— А что такое птайдеп? — задала вопрос Майа.
Бенедетта, занявшаяся техническими определениями, вновь перешла на английский:
— ППТ— Публичный пункт телеприсутствия. У него есть… был сканер, прибор для коллажа, способный воспроизводить файлы телеприсутствия. Отличный способ для следящих за тобой друзей. Или врагов. Программа может выдавать миллионы файлов за несколько лет. Настоящий каталог выступлений какого-нибудь нужного тебе человека. Подрывная информация. Промышленный шпионаж с помощью компьютера.
— Незаконный? — с интересом спросила Бубуль.
— Вероятно. А быть может, и нет, в те-то времена, когда он все это строил.
— Почему ты называешь его птайдеп? — снова задала вопрос Майа.
— Здесь, в Праге, ППТ всегда называют птайдепом… Чешский язык такой странный.
— Чешский — это не существительное, — пришла ей на выручку Бубуль. — Чешский — это только прилагательное. Точное название языка — честина
[4]
.
— Честина — это бусина номер двенадцать, Майа.
— Спасибо, — поблагодарила Майа.
Внезапно она почувствовала на рукаве чье-то вкрадчивое прикосновение. Майа взвизгнула и выронила наглазники.
Довольная обезьяна вернулась в свое убежище, на плечи Бубуль, и, усевшись там, скалила пасть с острыми зубами.
Наглазники чуть не ослепили Бубуль, увидевшую что-то новое, она на ощупь сдвинулась с места.
— Плохая связь?
— Плохие записи в документах, старые, — уточнила Бенедетта. Она тоже едва не ослепла.
Майа молча поглядела в серебряные глазницы обезьяны.
— Попробуй еще раз прикоснуться ко мне, я тебя убью, — беззвучно прошептала она.
Обезьяна расправила лацканы фрака, дернула своим задранным вверх хвостом и спрыгнула на спинку дивана.
— Я нашла выход! — воскликнула Бенедетта. — Давайте поднимемся на крышу.
Майа опять надела наглазники. Двери в стене раздвинулись. Они очутились в виртуальной темноте. Мимо них спускались вниз кольца, похожие на полосы мчащихся галопом зебр.
Они забрались на крышу. Под их ногами гремела черепица.
Там были другие дворцы памяти. Возможно, они принадлежали преступным сообщникам Уоршоу? Она не могла понять, почему бывшие владельцы дворцов памяти захотели оставить их содержимое доступным друг другу. Неужели им доставляло удовольствие видеть, что другие люди спрятались столь же надежно? В виртуальной дали высилась покрытая туманом Китайская стена; похожий на башню правильный сталагмит с тонкими чернильными разводами. В каком-то внезапном, явно не эвклидовом пространстве вздувалась пузырями огромная структура, сверкавшая, словно яркие прожилки на черном мраморе. Она производила зловещее впечатление и больше напоминала некий видимый газ или газообразное стекло. Гладкая и элегантно поблескивающая конструкция с покатой крышей вроде шляпки гриба, с чешуйчатым фундаментом, колоннами и прожилками по сторонам. Крыша еще одного дворца была похожа на пчелиные соты, окруженные сотней мелких пятен-пылинок. Они медленно плыли, разъединялись и снова сливались в огромные клетки вроде виртуальных птеродактилей.
— Какая странная метафора, — поежившись от изумления, отметила Бубуль.
— Ни разу не видела такой старой и все еще действующей виртуальности.
— Я даже не представляю себе, где мы находимся, — сказала Майа. — Я имею в виду, где это происходит, в какой точке земли?
— Может быть, это и не отражение реального процесса, — предположила Бенедетта. — Выглядит фантастически, копия может быть и каким-то фрагментом от спускового устройства в клозете где-нибудь в Макао. Ты не должна доверять визуальному изображению. Через другой интерфейс все может показаться очень заурядным и буржуазным.
— Не упрямься, Бенедетта, — упрекнула ее взволнованная Бубуль. — Геронтократы живут совсем иначе! Ни один владелец подобного дворца не явится сюда просто ради иллюзий. Ему незачем обманываться. Это приют старика, его душевная отрада. Особенное убежище! Преступный мир.
— Любопытно, обитает ли кто-нибудь в этих странных местах. Может быть, они уже давно мертвы и действуют автоматически. Это призрачные замки на виртуальном песке.
— Не надо так говорить, — жестко возразила Майа.
— Давайте полетим, — Бенедетта грациозно перегнулась через край парапета.
Наглазники потемнели.
— Как жаль! От этого разрушился контакт, — вздохнула Бенедетта.
Она сняла наглазники, и девушки молча посмотрели друг на друга.
— Как ты стала владелицей этого дворца? — задала наконец вопрос Бубуль.
— Не спрашивай, — предупредила ее Бенедетта.
— Ну, я надеюсь, — улыбнулась Бубуль, — старик оставил тебе деньги?
— Если он это и сделал, то я не нашла тайника, — ответила Майа, сложив свои наглазники. — Во всяком случае, пока что сокровищ у меня нет.
— Нет-нет, — настаивала Бубуль, — оставь все себе. Я найду тебе и получше. Какой у тебя адрес?
