— Итак, госпожа офицер, ситуация на контроле. — Дверь-гармошка раскрылась за ее спиной.
Поджав губы, Грета еще раз поклонилась лампе, коротко глянула на Линдсея и, оттолкнувшись ногой от стены, вылетела из кабинета. Дверь за Гретой задвинулась.
— Как вас угораздило связаться с этой дзенской монахиней? — спросил Уэллс.
— Прошу прощения?..
— Ну, с Битти. Она не рассказывала о своем культе? О дзен-серотонине?
— Нет, — поразмыслив, ответил Линдсей. — Она очень сдержанна.
— Странно. Ведь на вашей родине этот культ прочно укоренился. Вы ведь с Беттины, так?
Линдсей взглянул ему в глаза:
— Вы меня знаете, Уэллс. Припомните-ка Голдреих-Тримейн.
Ухмыльнувшись уголком рта, Уэллс сжал свою грушу, выстрелив янтарной струей чая в рот. Зубы у него оказались крупными и ровными, так что зрелище получилось довольно-таки плотоядное.
— Я так и думал. Есть в вас что-то от шейпера. Если вы — катаклист, не ляпните чего-нибудь неразумного на глазах начальника полиции.
— Я — жертва катаклистов, — сказал Линдсей. — Они продержали меня в заключении целый месяц. Это испоганило все мои дела. И тогда я бежал.
Он стащил перчатку с правой руки.
Уэллс тут же узнал старинный протез.
— Доктор-капитан Мавридес… Какая приятная неожиданность! По слухам, вы безнадежно спятили. Что меня, честно говоря, порадовало — как же, Абеляр Мавридес, инвесторский любимчик… Где ж ваши драгоценности и шитье, доктор-капитан?
— Теперь я путешествую налегке.
— И пьес больше не ставите?
Уэллс выдвинул ящик стола, извлек оттуда портсигар и предложил гостю сигарету. Линдсей ее с благодарностью принял.
— Театр вышел из моды…
Они закурили, и Линдсей беспомощно закашлялся.
— Должно быть, доктор, я оскорбил вас, явившись на свадьбу агитировать ваших студентов?
— Это у них всякие там убеждения, а не у меня. Но вот за вас я боялся.
— Зря боялись, — улыбнулся Уэллс, выпустив дым. — Эта ваша студентка, Бесежная, стала одной из нас.
— Пацифисткой?
— Мы, доктор, думаем теперь несколько иначе. Старые категории — шейперы, механисты — сильно обветшали. Жизнь развивается через образование подвидов. — Он улыбнулся. — Потомков. Такое случалось в свое время с прочими успешно развившимися животными, а теперь настала очередь человечества. Группировки до сих пор борются друг с другом, однако упомянутые категории уже отжили свое. И ни одна из этих группировок не может более утверждать, что именно ее путь предпочтителен для человечества. Человечества больше нет.
— Вы рассуждаете как катаклист…
— Некоторые рассуждают и вовсе как безумцы. А именно — власть предержащие. И в картелях и в Совете Колец. Раздирать Схизматрицу ненавистью им легче, чем осознать наши возможности. Наши миссии к чужакам окончились провалом — оттого что мы даже с собственными кровными братьями не можем сговориться. Мы дробимся на подвиды. Нужно признать этот факт и объединиться заново, на новой основе.
— Что же способно объединить человечество после развала?
Взглянув на видеосистему, Уэллс при помощи кольца зафиксировал одну из статей.
— Вам доводилось слышать об уровнях сложности? Уровнях Пригожина?
Сердце Линдсея провалилось куда-то вниз.
— Я никогда не питал склонности к метафизике. Ваши религиозные воззрения — ваше личное дело. У меня была любимая женщина и надежное жилище. Все прочее — абстракции.
Уэллс всматривался в экран. По нему бежало сообщение об очередном скандальном случае ренегатства — на Церере.
— Да-да, ваша жена, профессор-полковник… Тут я вам ничем не могу помочь. Для этого нужен опытный похититель людей. Здесь вам такого не найти. Поищите на Церере или на Беттине.
— Моя жена — дама упрямая. Подобно вам, она имеет идеалы. Только мир может объединить нас снова. А мир в нашем мире может обеспечить один-единственный фактор. Инвесторы.
Уэллс коротко хохотнул.
— Все то же самое, доктор-капитан? — Внезапно он перешел на плохой инвесторский:
— Ценность вашего аргумента упала.
— У них есть слабые места, Уэллс. — Линдсей повысил голос. — Неужели вы думаете, что я не такой отчаянный, как катаклисты? Спросите вашего друга Рюмина, умею ли я распознавать слабые места и упущу ли возможность ими воспользоваться? Да, я приложил руку к Замирению Инвесторов. И получил от него все, что хотел. Я был цельной личностью, вы не понимаете, что это для меня значило… — Несмотря на холод, Линдсей покрылся потом.
Уэллс был, похоже, ошеломлен. Линдсей с удивлением понял, что нарушил сейчас все законы дипломатии. Эта мысль доставила ему какое-то дикое удовольствие.
— Вы, Уэллс, знаете правду. Все эти годы мы были пешками для Инвесторов. Пора бы перевернуть доску.
— То есть напасть на них?
— А что же еще?! По-вашему, у нас есть какой-нибудь выбор?
— Абеляр Мавридес, — произнес женский голос из основания лампы, — вы арестованы.
* * *
Двери лифта со свистом захлопнулись. Кабина помчалась вверх; ускорение слегка прижало их к полу.
— Пожалуйста, руки — на стену, — вежливо сказала Грета. — Ноги отставьте назад.
Линдсей молча повиновался. Старомодный лифт с лязгом одолевал рельсы, ведущие вверх, вдоль вертикального склона ущелья Дембовской. Километра через два Грета вздохнула:
— Вы, должно быть, сделали нечто очень уж радикальное.
— Не ваша забота.
— По всем правилам, я обязана перерезать жилы вашей железной руки. Но — пусть будет как есть. Я, наверное, тоже виновата. Сумей я создать для вас подходящую обстановку, вы бы не были столь фанатичны.
— В моем протезе нет оружия. И вы наверняка осмотрели его, пока я спал.
— Бела, я не понимаю такой подозрительности. Неужели я плохо к вам относилась?
— Грета, расскажите мне о дзен-серотонине.
Она едва заметно напряглась.
— Я не стесняюсь, что принадлежу к Недвижению. Я бы рассказала вам и раньше, но мы не занимаемся миссионерством. Мы завоевываем души своим примером.
— Что достойно всяческой похвалы.
— В вашем случае, — нахмурилась она, — следовало сделать исключение. Я сочувствую вашей боли. Я знаю, что такое боль. — Линдсей хранил молчание. — Я родилась на Фемиде. Была знакома с катаклистами — из одной их механистской группировки. Ледовые убийцы. Военные обнаружили одну из криокамер, где они просветляли одного из моих учителей посредством билета в будущее, и я, не дожидаясь ареста, бежала на Дембовскую. Здесь меня взяли в гарем. Оказалось, что я должна быть шлюхой Карнассуса, хотя об этом сначала речи не шло… Но тут я обрела дзен-серотонин.
